Когда Рэнджин закончил свою речь, разбитый наголову Стэн поднялся, обвел комнату затуманенным взором и сказал, что ему нужно в уборную. Для этого надо было спуститься на первый этаж. Я осталась с режиссером, удивляясь спартанской обстановке. При этом, несмотря на скромный вид мебели, каждый стол и каждый табурет был соразмерен самой хижине.
Рэнджин откинулся в кресле, наблюдая за мной.
– Вы довольно молчаливы, мисс Френч.
– Кто, я? Просто… обычно вести переговоры я предоставляю Стану.
– Очень жаль. Он на этом собаку съел, это видно. Но я уверен, вы тоже подметили кое-какие любопытные моменты.
– Ошибаетесь. Я просто мышца.
Он тепло улыбнулся. В его улыбке светился ум, точно он знал что-то, чего не знаю я, но не считал, что это дает ему право чувствовать свое превосходство.
– Мне кажется, вы разбираетесь в своей работе лучше, чем делаете вид, – сказал он.
– Сдается мне, вы тоже знаете толк в заключении сделок.
– Я занимаюсь не только искусством, но и бизнесом.
Я кивнула.
– Вы произвели на меня впечатление. Научиться всему этому здесь, в Нью-Мексико.
Он от души рассмеялся, и хижина ответила ему эхом. Я представила, как босоногие малыши на улице перестали прыгать через веревочку и играть в пятнашки и недоуменно уставились на глиняный дом, который издавал столь странные звуки.
– Мисс Френч, вы умеете хранить секреты?
– В этом мне нет равных.
Он наклонился ко мне, точно намеревался перейти на шепот, но заговорил, не понизив голоса:
– Я из Чикаго.
– Да бросьте! – воскликнула я. – Быть не может.
Режиссер улыбнулся и развел руками, словно показывая, что больше ему нечего скрывать.
– Там я родился и вырос. Мои родители были из Пакистана.
– Но вы так привязаны к этой резервации, словно она… словно она для вас роднее всего на свете.
– Теперь это так и есть, – сказал он. – Я живу здесь безвыездно около пяти лет. Почти десять лет я проработал товарным брокером неподалеку от Нэви Пир.
– Вы торговали свиной грудинкой?
– Грудинкой, кукурузой, соевыми бобами… Чем придется. Однажды в Интернете я наткнулся на сайт по генеалогии. Через час я узнал, что на одну восьмую я индеец из племени Таос. Я взял отпуск и приехал сюда, и уже не вернулся обратно. Попросил брата продать мой дом и машину.
Я была потрясена.
– Такое чувство, что вы живете здесь всю жизнь.
– У меня тоже, – сказал он. – В Чикаго я никогда не был по-настоящему счастлив. Всегда чувствовал себя немного не в своей тарелке. Каждое утро я просыпался, мечтая о том, что фондовая биржа сгорела и мне не нужно идти на работу.
– Но это уж слишком…
– Просто я очень мучился. Лишь когда я попал в резервацию и начал беседовать с людьми, связь с которыми я утратил еще до появления на свет, я понял, где мое место.