Гауэр покачал головой.
— Он никогда не атакует Чернокнижника.
— Я спрашиваю не об этом. Спрашиваю: даст ли он клятву нейтралитета в отношении Бербелека, признает ли Царство Пергамона и вышлет ли в случае необходимости войска в Эгипет. Ты же слышал, каково условие Золотого в отношении союзников: падение Вавилона.
— Да.
— Что: да?
— Да. Семипалый даст такую клятву.
Эстле Лятек подалась вперед в кресле, к эйдолосу кратистоса Вавилона.
— Ты уверен?
— Эстле, — вздохнул Гауэр, — я, к сожалению, всегда уверен.
— А когда Чернокнижник падет…
— Если Чернокнижник падет, эстле, если.
— Если.
— Ба!
— Так. Так. Хорошо. — Эстле снова опала на спинку кресла. — Но здесь имеется одно дополнительное условие, — продолжила она.
— Догадываюсь.
— Действительно?
— Говори, эстле, я должен это услышать.
— После падения Навуходоносора кратистос Семипалый в качестве союзника, соседа и главного участника альянса, будет иметь решающий голос по вопросу политического будущего Эгипта; он обязан заранее предусмотреть это в договоре со стратегосом.
— Слушаю.
— Необходимо посадить на трон новую Ипатию. А Вавилон сохранит право вето относительно ее избрания.
— И этой новой Гипатией должна будет стать — кто?
— Ой, Гауэр, Гауэр, Гауэр, ты же глядишь на нее.
Вавилонянин громко чмокнул, выдул губу.
— Это все?
— Достаточно! — рассмеялась Алитея.
— Итак, пятнадцать часов, эстле.
— Иди.
Тот поклонился в третий раз и вышел.
Аурелия терпеливо ждала. Эстле Лятек вращала в ладони отполированный прикосновениями тысяч пальцев ликоторый пифагорейский кубик; серебряные символы, выбитые на его гранях, поблескивали в свете пирокийных ламп. Кубики Пифагора оставались запрещенными на Луне; Аурелия лишь недавно познакомилась с этими хитроумными игрушками. Но, были ли они только игрушками? Легенда гласила, будто бы первый кубик спроектировал сам Пифагор, но правды, естественно, никто не знал. Кубики, как правило, деревянные и величиной с детский кулак, имели форму правильного многогранника, состоящего из долутора или более десятков меньших многогранников. Каждая стенка любого из них (и, в последовательности, всякая стенка главного многогранника в любой конфигурации) имела подпорядоченное число, сумму меньших чисел, описывающих края. В результате, количество нумерологических и геометрических комбинаций было необычайно огромным; для каждой из комбинаций имелись богатейшие философские и религиозные интерпретации. Пифагорейцы Пост-Александрийской Эры использовали кубик для тренировки детских умов, подготовки их к ментальной дисциплине секты. В вульгаризированной версии, лишенной символических обозначений, кубик распространился по Земле именно как игрушка для детей, популярная мозаика. Но даже и в такой форме, используемая в систематичных тренировках, она влияла на морфу разума. Аурелия знала, что некоторые земные софистесы, в особенности же — ориентальных школ, считают, будто бы путем многолетней гимнастики разума с помощью кубика Пифагора можно достичь Формы, позволяющей заметить самую глубинную структуру реальности, увидеть Число Бога.