— Об этом пускай у тебя голова не болит, скорее всего, город вообще не станем отстраивать. Но наверняка…
— Что?
— Но ты наверняка способен указать человека…
— Ты что творишь?! А ну отойди!
Эти слова предназначались не стратегосу, но Аурелии, которая, тем временем, отошла от беседующих и, бродя между неровных баррикад из книг и свитков (сюда же выносили ящики с глиняными табличками и барабаны истлевших тканей), наткнулась на оригинальные «Римские сочинения» Провеги и полный набор комедий Лигайона в греческом издании. Склонившись, она начала перелистывать страницы. По-видимому, с ее ладони проскочила бессознательная искра, потому что загорелась бумага одного из томов соседствующей кучи.
Девушка спешно отступила. Подбежал бородатый вавилонянин с мокрой тряпкой в руке, загасил пламя.
— Да что ты себе представляешь? — ворчал тот из глубин сбитой в колтун, частично обгоревшей бороды. — Надумали, после всего случившегося приходить сюда с огнем! А ну-ка, выбрось никотиану!
Перед тем, как покинуть дворец, Аурелия, в соответствии с приказом эстлоса Бербелека, сняла доспехи. Вместо них в дворцовом гардеробе она подобрала цветастую индусскую юбку, приличной для женщины длины, хотя и завязанную низко на бедрах. Помня про советы Алтеи, она нашла несколько одинаково бесполезных, хотя и красивых аксессуаров: ожерелье, приятно контрастирующий ярким серебром на фоне темной кожи, свободные цыганские браслеты, синие напальчники из кожи василиска. Строя глупые гримасы перед зеркалом, в конце концов она повязала голову армейским тюрбаном, алым, словно мидайское вино. Кем была она теперь? Кем-то переодетым или же самой переодевкой? Какую переодевку носила в собственной наготе? И кем бы осталась после того, как отнять тело? Быть может, правы были те, кто называл ее Пепельной Девой, ведь пепел всегда будет ее окончательной Формой. На самом деле, мы не знаем собственной морфы, пока не столкнемся с морфой чужой.
— Я не курю, — буркнула лунянка в ответ.
Бородач, казалось, уже не обращал на нее внимания; наполовину обернувшись, он обменивался гневными окриками на неизвестном Аурелии наречии с другими библиотекарями. Девушка присмотрелась к нему по внимательнее. Он был моложе, чем оценила на первый взгляд, грязная туника, всклокоченные волосы и прокоптившаяся кожа очень эффектно маскировали это. Но, судя по рубиновому перстню на шестом пальце и гневу в присутствии стратегоса Бербелека, бородатый мог быть даже аристократом.
— Конкретно же — «Зимний рассказ» Людвига Гунна, — объяснял тем временем Метону Меситу эстлос Иероним. — Та часть, что содержит отчет о свадьбе и обручении Максима Рога. Существует еще и рассказывающая о том же самом поэма Абаши Мстисловича, иногда прилагаемая к «