Писарь бросился на стратегоса, размахивая руками и дергаясь всем телом, но тот держал его железной хваткой.
Тут Бабучкин начал ругать Бербелека: по-московски, по-гречески и по-уральски, с каждым оскорблением — все громче, так что Аурелии пришлось закрыть ему рот. В ответ тот укусил ее за палец — но тут же немо заорал, когда языку пламени лизнул ему языку и небо.
Эстлос Бербелек с гыппыресом обменялись вопросительными взглядами.
— Ммм, быть может, все-таки, в виде исключения… — буркнул под нос стратегос.
— Да, твердый экземпляр, — согласилась с ним лунянка.
— Ладно, сейчас — так, но в отношении Чернокнижника?
— Так ведь он никогда его в глаза не видел.
— Столько лет в кремле… Хммм…
— Твердый, — повторила Аурелия. — Уральским способом.
— Отпусти его.
Гыппырес отпустила.
Бабучкин тяжело дышал.
— Вы… — Он осторожно прикоснулся к обожженным губам. — Цволоци!
— Ладно уже, ладно. Говори, что знаешь.
— Нициво вам не скажу!
— Тв давал клятву, Гаруша! Госпожа спрашивает!
Министерский служака глубоко вздохнул, сглотнул слюну. Выпрямившись, он поправил на плечах бедвежью шубу. как же подобная московское чудо-юдо вообще могло пойти на измену?ки — статистические. симметричные, сбалансированные и патриоти
— Так. Есть. Для Госпожи. Сеодня, в десять часоу, в Порохоуой Заве, четуегтый эташ Арсенала, под Башней Хана. Принимает посойства симатов и сигитов.
Стратегос вынул из кармана часы, проверил который час.
— Какая охрана?
— Как овыцьно. А Карловы Булашки сидят в гарнизонах под кйемлем.
— Привез с собой заразу?
— Нет, в посведнее время пол Москвы бойело.
— Где?
— Тихо!
Аурелия присела над лазом. Хрртык, хрртык, ххррусь! В тот самый миг, когда крышка начала подниматься, лунянка дернула за нее, отбрасывая с треском.
На ступеньках стоял дед Бардионни с сучковатой палкой в руке. Разевая в изумлении беззубый рот, он панически мигал, так как Аурелия ослепила его.
— Эстлос! — прошипела девушка, даже не оглядываясь на стратегоса, кругоплечники уже набухли, разогнавшись для чудовищного удара.
Эстлос Бербелек на мгновение задумался.
— Пусть идет, — сказал он. — Ждать не станем, все равно он не успеет.
— Прочь! — рявкнула Аурелия старику.
Слов тот, явно, не понял, но намерения — наверняка. Упустив палку и вереща во всю ивановскую, он скатился с лестницы.
Стратегос поднялся с сундука, подошел к окну, потянулся, выпрямился — только здесь он мог встать выпрямившись. Кивнул хоррорным.
— Птицу.
Один из хоррорных отдал свой кераунет товарищу и, сдвинув с дороги совершенно обалдевшего Бабучкина, исчез за кучей ломаной мебели, наваленной под боковой стенкой. Назад пришел с карамбусовой клеткой в руке. Отбросил прикрывающую ее тряпицу и развязал карамбусовую плетенку: волокна, более легкие, чем воздух, медленно поднялись вверх и собрались под самым потолком, в путанице старой паутины.