— Здравствуйте, Лизавета Михайловна, — сказал он громко, с насильственной развязностью, — можно вас проводить?
Она ничего не сказала; он отправился с ней рядом.
— Довольны вы мной? — спросил он ее, понизив голос. — Вы слышали, что вчера произошло?
— Да, да, — проговорила она шёпотом, — это хорошо. И она пошла еще быстрей.
— Вы довольны?
Лиза только головой кивнула.
— Федор Иваныч, — начала она спокойным, но слабым голосом, — я хотела вас просить: не ходите больше к нам, уезжайте поскорей; мы можем после увидеться — когда-нибудь, через год. А теперь сделайте это для меня; исполните мою просьбу, ради бога.
— Я вам во всем готов повиноваться, Лизавета Михайловна; но неужели мы так должны расстаться: неужели вы мне не скажете ни одного слова?…
— Федор Иваныч, вот вы теперь идете возле меня… А уж вы так далеко, далеко от меня. И не вы одни, а…
— Договаривайте, прошу вас! — воскликнул Лаврецкий, — что вы хотите сказать?
— Вы услышите, может быть… но что бы ни было, забудьте… нет, не забывайте меня, помните обо мне.
— Мне вас забыть…
— Довольно, прощайте. Не идите за мной.
— Лиза, — начал было Лаврецкий…
— Прощайте, прощайте! — повторила она, еще ниже спустила вуаль и почти бегом пустилась вперед.
Лаврецкий посмотрел ей вслед и, понурив голову, отправился назад по улице. Он наткнулся на Лемма, который тоже шел, надвинув шляпу на нос и глядя себе под ноги.
Они молча посмотрели друг на друга.
— Ну, что скажете? — проговорил наконец Лаврецкий.
— Что я скажу? — угрюмо возразил Лемм. — Ничего я не скажу. Всё умерло, и мы умерли (Alles ist todt, und wir sind todt). Ведь вам направо идти?
— Направо.
— А мне налево. Прощайте.
На следующее утро Федор Иваныч с женою отправился в Лаврики. Она ехала впереди в карете, с Адой и с Жюстиной; он сзади — в тарантасе. Хорошенькая девочка всё время дороги не отходила от окна кареты; она удивлялась всему: мужикам, бабам, избам, колодцам, дугам, колокольчикам и множеству грачей; Жюстина разделяла ее удивление; Варвара Павловна смеялась их замечаниям и восклицаниям. Она была в духе; перед отъездом из города О… она имела объяснение с своим мужем.
— Я понимаю ваше положение, — сказала она ему, — и он, по выражению ее умных глаз, мог заключить, что она понимала его положение вполне, — но вы отдадите мне хоть ту справедливость, что со мной легко живется; я не стану вам навязываться, стеснять вас; я хотела обеспечить будущность Ады; больше мне ничего не нужно.
— Да, вы достигли всех ваших целей, — промолвил Федор Иваныч.
— Я об одном только мечтаю теперь: зарыться навсегда в глуши; я буду вечно помнить ваши благодеяния…