Нечеткая, небольшая улыбка, которая, казалось, шла глубже чем должна тронула его лицо в упоминании об его отце. Джейнвей задалась вопросом, какие мысли перемещались позади выражения глаз, как этот “О какой?” Пэрис спросил ее, все еще вытянутый во всю длину на скользящих салазках.
“О какой работе мы бы хотели, чтобы Вы сделали для нас.”
Он засмеялся - смех столь же странный и легкий как его улыбка - и бросил руку выше к машине. “Я уже делаю `работу,’” он объяснил с ложной искренностью. “Для Федерации.”
Взаимоотношения никак не налаживались. Джейнвей была предупреждена, что он не сделает больше шагов к этому. Однако, дюжина лет службы научила ее хорошо, как умерить свой тон и выражения. “Мне сказали, что Комитет по Реабилитации очень доволен Вашей работой. Они дали мне свое одобрение обсудить этот вопрос с Вами.”
Пэрис изучал ее глазами, которые имели намек интеллекта намного более сильного, чем желания подразумеваемые его историей. Тогда он пожал плечами, как если бы отклоняя все, что он только позволил о себе думать, и подпрыгнул на ноги с легким изяществом, которое говорило красноречивее всяких слов об обучении и жизни, которую он знал перед этим. Он столкнулся с нею с распространением оружия, приводящая в бешенство усмешка, выложенная между ними как щит. “Тогда я предполагаю, что являюсь Вашим.”
Только если я решу, что хочу Вас, Джейнвей вспоминала в нем, свое лицо столь же холодное и насколько возможно твердое. И затем только я решаю, что нуждаюсь в Вас. У нее не было времени, чтобы тратить его впустую на все это.
Парк.
У чертового уголовного заведения был парк! Джейнвей шла с Пэрисом между полными, зелеными деревьями, кипящими в прекрасном одиночестве среди этих людей, которые казались, с характером, неподходящим, чтобы ценить все это. Однако, это был Пэрис, кто замедлился, чтобы поднять брошенные отходы пластмассы - Пэрис, кто шел в обход их вокруг забывающихся голубей Боба так, чтобы их беседа не разогнала птиц.
И все это время он искажал понятие своей собственной благопристойности каждый раз тогда, когда Джейнвей начала думать, что могло бы быть что-то больше чем этот непослушный мальчишка. Если нечто иное, он не был, конечно, сложным молодым человеком. Она не была уверена, что хотела таких сложностей для этой тонкой мисси.
“Ваш отец научил меня многому” сказала она, когда одно из его самоуничижительных пятен изложило слишком долгую тишину между ними.
“Я был его научным работником во время Экспедиции Арий.”
Пэрис глубокомысленно кивал. “Вы должно быть хорошая. Мой отец принимает только лучшее и самое яркое.” Удивительно, злоба, которую она ожидала, не появлялась в его голосе. Возможно, худшее из этого только достигло его.