— Она его обвинила?
— Да. И он говорит, что подаст на нее в суд за клевету.
— А как насчет Хлои? Она сможет подтвердить слова другой девочки?
— В четырнадцать лет Хлоя покончила с собой.
Теплота солнца на коже, природа, тянущаяся к нему, колибри и большие красные цветы, собака, виляющая хвостом, и ее хозяин, молодой человек с розами и смеющиеся женщины... несмотря на всю красоту и радость жизни, мир тем не менее — зона войны.
Пока женщина пела, Крайт осмотрел гостиную.
Светло-жёлтый цвет наружных стен перекочевал и сюда. Вся отделка и дверцы встроенных шкафов были белыми. На полированном красноватом паркете лежал золотисто-каштановый ковер с вытканными пальмовыми листьями и перышками, дешевая, современная копия персидского ковра.
В мебели ничего особенного, но отвращения она не вызывала. В комнате ни цветочных репродукций, ни рюшей, ни оборочек, однако чувствовалось женское тепло.
Большинство людей сказало бы, что в комнате уютная семейная атмосфера. У Крайта семьи никогда не было, так что он такого вывода сделать не мог.
Женщина перестала петь.
Крайт поставил матерчатую сумку на кресло, расстегнул «молнию», достал устройство, с помощью которого мог мгновенно подавить ее сопротивление.
Он ожидал услышать приближающиеся шаги, представлял себе, что женщина застыла, тоже прислушиваясь, но вскоре она запела вновь. Песня называлась «Кто-то смотрит на меня».
Над камином висела картина: дети в купальных костюмах бежали по пляжу. Солнце просвечивало насквозь накатывающую на берег волну. Детей переполняла радость.
Крайт терпеть не мог детей, но нашел картину столь мерзкой, что, вот уж парадокс, его потянуло к ней.
Художник, вероятно, реалист до мозга костей, в точности передал не только пропорции и детали, но даже игру света и тени.
Чем дольше Крайт смотрел на картину, тем сильнее нарастало его отвращение к ней, хотя он никак не мог понять, в чем причина столь острой антипатии.
Интуитивно он знал, что картина представляет собой нечто такое, против чего он всегда боролся, что ненавидел всеми фибрами души, что требовало безжалостного уничтожения.
На кухне женщина допела «Кто-то смотрит на меня» и начала «Эти глупые слова», и Крайт отошел от картины, говоря себе, что нужно подавить враждебность, которая нервировала его, и вернуть привычное спокойствие, больше соответствующее его таланту и статусу.
В гостиной стоял и книжный шкаф. Из названий, которые он знал, Крайт не одобрил ни одного.
На полках компанию книгам составляли семейные фотографии в рамках, как групповые, так и портреты.