– Но если я вас не знаю…
– Не знаешь. И знать не должна! – осадили меня. – Ты мне мешаешь!
– Чем?
Сопенье, потом легкий свист. Потом – оглушительный хохот, отозвавшийся в моей больной голове адскими взрывами.
– Тем, что ты есть!
Все это было ужасно и странно… непонятно. А что, если я в лапах маньяка и он плетет какие-то байки с целью просто уболтать меня? Маньяки часто разговаривают со своими жертвами. Во всяком случае, я читала об этом. А теперь убедилась лично, сказал кто-то внутри меня. Мне хотелось заорать во все горло, но вместо этого из моего рта вырвалось шипенье.
– Ты что? Хочешь пить?
Я кивнула. Раздался резкий звук, сразу эхом отозвавшийся в моей голове. Потом – шорох, и наконец у моих губ появилось нечто белое.
– Пей!
А если меня отравят, если это мой последний глоток воды? Он же сказал, что я должна умереть. У него появился великолепный шанс покончить со мной.
Я замотала головой.
– Ты не хочешь пить? Ты же просила.
– Не хочу…
Снова – резкие звуки, и затем – тишина.
– Я ухожу…
– Вы не сказали, что я вам сделала.
– Я же ответил: ты мешаешь мне тем, что ты есть. Ты можешь отнять у меня наследство, а мне это совсем не нужно.
– Какое наследство?! – притихшие было фейерверки снова стали взрываться в голове, как тяжелые вязкие пузыри.
– Такое, – отрезал Глаз. – Наше! На которое ты, сучка, претендуешь. А я должен этому помешать. Никто не может отнять у меня мое! Понимаешь?
Я ничего не понимала, в голове моей по-прежнему взрывались петарды, как было однажды, когда я перепила в компании Светы Чиж и Паши на нашей корпоративно-дружеской посиделке. Меня потом за это сильно ругала Геня, а я только отмалчивалась, лишь краска стыда, как у пятилетней девчонки, заливала уши.
– Не понимаю!
– И не надо, – с мрачным удовлетворением сказал голос.
Как-то некстати я подумала, что глупо умирать, не поняв за что.
– Какое наследство?
– Нашего общего предка. Он оставил тебе наследство, – засопел голос. – Глупой русской шлюшке! Представляешь?! Я, конечно, не мог этого допустить…
– Ка… кой… предок?.. – мой голос слабел: силы и вправду покидали меня. Похоже, меня ждал новый приступ слабости. Голова закружилась и стала свинцово-тяжелой, язык – ватным.
– Спишь?
Какое-то время рядом со мной топтались и громыхали чем-то тяжелым и острым; раздавались такие звуки, как будто с силой резали железо, и этот шум долетал даже до моего задурманенного сознания.
…Темнота была чужой и враждебной. Как только я приподняла голову, сразу почувствовала, что кто-то недавно был в этом помещении и оставил после себя этот кисловато-пряный запах, словно здесь надымили марихуаной.