– Как мне пройти к Эйфелевой башне?
На шоколадном лице блеснула белозубая улыбка:
– Мадемуазель хорошо говорит по-французски!
– Спасибо.
Она объяснила мне, куда идти, и я, поблагодарив ее, вышла на улицу.
Брать такси не хотелось, как я поняла, до башни можно и пешком дойти. А я как раз хотела прогуляться по Парижу – в сумерках и вечером.
Улицы в Париже были строгими и одновременно – нарядными. Поражало обилие мотоциклистов: как будто все жители разом взяли и пересели на мотоциклы и еще – на маленькие, смешные, какие-то игрушечные двухместные автомобильчики, такие пузатенькие, ладненькие, на одного пассажира или для семейной пары. Я так и представила себе беспечных молодых влюбленных: они едят круассаны на завтрак и пьют кофе за обедом – перекусывают в бистро, – а вечером идут в ресторан, где неторопливо беседуют и смеются, полностью поглощенные друг другом. И они ездят в этих смешных мини-машинах.
Я замечталась и чуть не налетела на суховатого старичка с зонтиком-тростью в руке.
Я пробормотала невнятные извинения и невольно втянула голову в плечи, ожидая длинной и отборной отповеди, но старичок очень мило улыбнулся, кивнул и пошел себе дальше.
Немного пройдя вперед, я обернулась: не приснился ли мне этот любезный старичок? Нет, уже забыл о моем существовании и переходил через улицу, внимательно озираясь по сторонам.
Любимый город Гени! Она натаскивала меня, заставляла учить французский язык. «Кто владеет французским, тот имеет честь называть себя истинным аристократом. Английский – для бизнесменов. Французский – для элиты!»
Лет до двенадцати она мне так много рассказывала о Париже, что он стал мне практически родным городом, а потом – как отрезало. И еще – эта ее мольба, чтобы я никогда не ездила в Париж, потому что «это для нас опасно». Наверное, Геня пережила здесь какую-нибудь романтическую историю или, наоборот, попала в беду, вот и решила никогда больше не возвращаться сюда. Но я? Каким боком причастна я к ее давней обиде на Париж? И почему она сначала часто рассказывала о нем, а потом словно вычеркнула его из своей памяти? Генины слова об опасности как-то выветрились из моей головы. Париж манил, притягивал, околдовывал…
Воздух был фиолетово-серебристым – наступали сумерки. Я постепенно привыкала к Парижу, обживалась в этом городе. Это был город беспечных бездельников и прожигателей жизни, или, как говорится, город людей, умеющих наслаждаться жизнью.
Улыбки парижан, запах дождя… Париж был словно блестящий шар на новогодней елке. Его дома́ не замыкались в себе и открывались наружу, на улицу, раковинами кафе и ресторанов. Чистые окна – акварельно-прозрачные, блестящие…