Денисон повернул лошадь и оторвал взгляд от сочной травы. Направляясь к тропинке, он внимательно глядел по сторонам, выискивая еще повреждения. Неожиданный шум слева заставил его опять остановиться. По другую сторону тропинки в густом подлеске шла борьба не на жизнь, а на смерть, потом все стихло. В лесу такое часто случается. То появляется человек, то один зверь нападает на другого — именно это делает жизнь здесь такой насыщенной.
Взвихрившиеся листья и тоненький, еле слышный писк убедили его окончательно, что какая-то лесная мышка попала на зуб более крупному зверю. О жалости не было и речи, закон природы, но ему было любопытно взглянуть на обоих участников драмы. Причмокнув, он слегка коснулся пятками боков лошади, и она сделала несколько шагов в сторону зарослей, но тут же остановилась как вкопанная.
Больше ничего не было слышно, даже шуршания падающих листьев.
— Иди, девочка, — попросил Денисон, обеспокоенный необычным поведением лошади. — Ну же.
Но лошадь отказывалась повиноваться. Она глядела на заросли во все глаза, и постепенно Денисон начинал терять терпение, не зная, чем объяснить ее неожиданный страх, а то, что это был страх, лесничий чувствовал по ее напрягшемуся телу. Он хорошо понимал лошадей, чувствовал их настроение и, конечно же, чувствовал настроение своей лошади, которая готова была мчаться без оглядки подальше от этого места.
— Успокойся, Беттина. Что ты так разволновалась? — Он потрепал ее по холке, стараясь говорить как можно ласковее. Беттина была умницей, и ее не пугали никакие лесные неожиданности. — Тише, тише, девочка, не хочешь — не надо.
Лошадь высоко переступала копытами, задрав кверху морду и не желая глядеть в сторону зарослей. Лесничий подтолкнул ее левым коленом и натянул правый повод, чтобы побыстрее выйти на тропинку. И тут лошадь не выдержала напряжения и помчалась прочь, оставляя позади себя глубокие следы и выбрасывая в воздух комья грязи. Денисон натянул поводья, уперся изо всех сил ногами в стремена, откинулся назад, но ничего не мог поделать. Страх был сильнее привычки к послушанию. Нижние ветки на деревьях чудом не задевали лица Денисона, когда лошадь несла его по раскисшей тропинке, и он решил дать ей волю, позволить ей бежать, как ей хочется, пока она не выбьется из сил и не станет более восприимчивой к его приказам.
Деревья кончились, и Денисон молча возблагодарил за это Бога. Теперь перед ними расстилалось огромное поле, и лошадь устремилась в него, не давая себе ни секунды передышки, а лесничий лишь молился про себя, чтобы она не попала ногой в нору и не сломала ее. Или, что было не менее реально, шею.