Гвен с любопытством посмотрела на своего спутника.
— Скажи мне вот что. Откуда ты так хорошо об этом осведомлён?
— Я же говорил тебе: как один из руководителей нашей ассоциации…
— Всё это так, но это ассоциация лётчиков. И стюардессы не имеют к тебе никакого отношения — во всяком случае, в таком плане.
— Непосредственно мне, конечно, не приходилось этим заниматься.
— Значит, Вернон, ты уже сам попадал в такого рода истории… какая-то стюардесса уже была беременна от тебя… Ведь так. Вернон?
Он нехотя кивнул.
— Да.
— Тебе, конечно, не сложно укладывать к себе в постель стюардесс, этих, по твоим словам, доверчивых сельских девчонок. Или, может, они были из «скромных городских семей»? — В голосе Гвен звучала горечь. — Ну и сколько же их было? Десяток, два? Я не прошу точной цифры — приблизительно.
Он вздохнул:
— Одна, всего одна.
Ему, конечно, невероятно везло. Их могло бы быть гораздо больше, но он сказал правду… почти правду: ведь был же ещё тот случай с выкидышем. Впрочем, это можно не считать.
Движение на шоссе становилось всё интенсивнее по мере того, как они приближались к аэропорту, до которого теперь оставалось всего каких-нибудь четверть мили. Яркие огни огромного аэровокзала даже сквозь снегопад освещали небо.
Гвен сказала:
— Та девушка, которая забеременела от тебя… мне не важно знать её имя…
— Да я и не сказал бы.
— Она воспользовалась этой штукой — документом «Один-три»?
— Да.
— И ты помогал ей?
— Я уже спрашивал тебя: за кого ты меня принимаешь? — нетерпеливо отрезал он. — Конечно, я ей помогал. Если уж тебе непременно надо всё знать, изволь: компания вычитала из моего жалованья определённый процент. Потому я и знаю, как это делается.
Гвен улыбнулась.
— «Персональные издержки»?
— Да.
— И твоя жена знала об этом?
Он помедлил, прежде чем ответить.
— Нет.
— А что произошло с ребёнком?
— Он был отдан на воспитание.
— Кто это был?
— Ребёнок.
— Ты прекрасно понимаешь, о чём я спрашиваю. Это был мальчик или девочка?
— По-моему, девочка.
— По-твоему?
— Я знаю, девочка.
Вопросы Гвен вызвали у него чувство неловкости. Они оживили воспоминания, которые он предпочитал похоронить.
Оба молчали, когда «мерседес» свернул к широкому и внушительному главному подъезду аэропорта. Высоко над входом, залитым ярким светом прожекторов, устремлялись в небо футуристические параболы — творение общепризнанного победителя международного конкурса скульпторов, символизирующее, как тогда было сказано, благородное будущее авиации. Взору Димиреста открылся сложный серпантин шоссейных дорог, «восьмёрок», мостов и туннелей, спроектированных с таким расчётом, чтобы машины могли идти, не снижая скорости, хотя сегодня из-за трёхдневного снегопада они ехали медленнее, чем всегда. Высокие сугробы громоздились даже на проезжей части. Общую сумятицу ещё усиливали снегоочистители и грузовики, старавшиеся удержать снег хотя бы за пределами уже расчищенного пространства.