Нельзя отпускать Смолу. Он не сдержит себя, завалит двух, третьего приведет сюда. Мы его допросим. Это в лучшем случае. В худшем – Смола завалит всех или же допрос никакой новой информации нам не даст. Мы перебьем чью-то игру и раскроем себя.
– Никуда ты не пойдешь, – сказал я. – Наблюдай за ними через прицел.
У нас давно так было принято: никто не имеет права уговаривать меня отказаться от своего решения. Мое решение было всегда окончательным и бесповоротным. Не могу сказать, что я никогда не ошибался и всегда принимал безупречные решения. Никогда не ошибаются лишь мертвецы. Тем не менее мое слово имело силу абсолютной истины, которая всегда оставалась вне сомнений. Такое правило делало нашу команду крепкой, как кулак, поддерживало в нас веру в победу и, в конечном итоге, сохраняло нам жизнь.
Я вернулся на свое могильное ложе, расправил на песке куртку, которая служила мне подстилкой, лег на спину, лицом к огромному звездному небу, и тотчас почувствовал, как мне под лопатку впилось что-то твердое и острое.
Я привстал, ощупал куртку. В ней лежал какой-то плоский предмет, ребро которого и причинило мне дискомфорт. Что это? В карманах вроде бы ничего подобного у меня не было. Маячок я, словно орден, носил на груди. Зажигалку хранил в кармане брюк.
Я проверил все карманы куртки. Ничего. Предмет, оказывается, лежал не в кармане, а был вшит внутри подкладки. По размеру он был раза в два больше крупной монеты и очень напоминал…
Торопясь развеять свои сомнения, я включил маячок, чтобы использовать его в качестве фонарика, и острым краем браслета от часов аккуратно распорол стежки подкладки. Мне на ладонь упал армейский жетон с резиновым кантом.
Я приблизил его к светящемуся маячку. На жетоне были выбиты слова и цифры. На первой строчке: Wilson. На второй: David. Еще ниже – ряд цифр и группа крови…
Лейтенант Дэвид Вильсон! Командир пропавшей три дня назад группы, которую разыскивают вертолеты «Апач».
Я дежурил последним – в самое трудное предрассветное время. Бойцы спали как убитые. Прозвучи где-то рядом чужая речь или даже чужие шаги – они проснутся и схватятся за оружие мгновенно. А я ходил по периметру нашей маленькой крепости, опускался на корточки перед каждым, ощупывал подкладки курточек – и никто не проснулся. Мозг спящих контролировал ситуацию, безошибочно определяя «свой – чужой».
Металлические жетоны с резиновым ободком были вшиты в куртки каждого из нас. Первой моей мыслью было, что нам дали чужое обмундирование, снятое с солдат пропавшей группы. Но сразу же отказался от этой версии. Американские солдаты не вшивают жетоны в куртки. Они носят их на шее. Значит ли это, что четверо пропавших американцев находятся в том плачевном состоянии, когда с них можно снять святая святых – личные жетоны?