Антон сжал ее в объятьях и накинулся на нее с обжигающими и яростными поцелуями. Эмили бессильно обмякла в его руках. Голова закружилась, и девушка глухо застонала, а затем обвила руками его шею и со страстью ответила на его поцелуи. Антон понял ее поведение по-своему и тут же просунул руки под ткань платья, стиснув ее груди. А когда ошеломленная натиском Эмили приникла к нему всем телом, он по-хозяйски сунул руку за кружевную кромку ее крохотных трусиков.
Он был близок к тому, чтобы раздеть и взять Эмили на пороге ее собственного дома, и она не подумала бы воспротивиться.
Сексуальный опыт двадцатичетырехлетней девушки ограничивался поцелуями и застенчивыми ласками. Прежде чем прежние ее кавалеры успевали подобраться к Эмили поближе, она уже разочаровывалась в них и давала отставку. Потому что ни один из них и не догадывался, что деликатность и терпение, проявленные с их стороны, окажутся невознагражденными. А главный приз получит самый стремительный, коварный и вероломный.
— Что я творю?! — процедил, опамятовавшись, Антон. Он схватил ее за плечи и, сотрясая, спросил: — Зачем ты позволяешь мне ласкать тебя на виду у всех?
Эмили Ферфакс посмотрела на него мутным взором и вытерла опухшие, слегка саднящие от поцелуев губы.
Он привел ее платье в надлежащий вид и заправил за уши растрепавшиеся пряди.
— Вот так-то лучше, — подытожил мужчина и подтолкнул ее к двери.
Эмили нерешительно взялась за латунную ручку.
Антон Диаз приостановил ее и обнял, зайдя со спины, скрестив руки поверх ее груди. Он склонился к ее шее и, лаская ее сочными поцелуями, прошептал:
— Прости меня, Эмили. Я не отвергаю тебя. Но только не сейчас и не здесь…
Он уткнулся носом в ее волосы и, с шумом втянув в себя их аромат, добавил:
— Пойми, я обещал твоему брату, что буду присматривать за тобой.
— Ты обещал моему брату? — резко повернувшись к нему, спросила девушка. — Что ты ему пообещал?
— Я поручился, что не воспользуюсь твоей слабостью, — обтекаемо ответил Антон Диаз, внимательно отслеживая все перемены, происходившие на лице обескураженной девушки.
— Как он смеет вмешиваться? Я взрослый человек, а не малый ребенок. И не нуждаюсь в его опеке. Он, кажется, забывается. Никому, даже собственному брату, я не позволю указывать мне, с кем быть, — к лукавой радости Антона негодовала Эмили.
— Ты совершенно права, Эмили. И я с тобой полностью согласен. Я не возражал Тому только потому, что понятия не имел о ваших отношениях. Но если ты убеждена, что не нуждаешься в его опеке, будем руководствоваться собственными представлениями… И все же сейчас ты должна вернуться домой. Иди.