— Твоя госпожа… — начал я довольно беспечным тоном, намереваясь для начала поболтать с ним о разных пустяках.
Но, к моему удивлению, он молча откинул полог шатра и жестом предложил мне войти.
Сафия Баффо уютно свернулась в клубочек между двойными стенами шатра, устроив себе нечто вроде гнездышка из ковров и подушек, которые, видимо, принесли сюда специально для нее. Фаворитка принца заняла все свободное место в шатре, вытянув длинные ноги и поудобнее пристроив выступающий живот. Заглядевшись на нее, я неловко споткнулся о завернувшийся угол ковра и едва не растянулся во весь рост. Это помещение было явно рассчитано только на двоих — на Сафию, и на ее еще неродившегося ребенка.
Но Прекраснейшая ничем не выказала своего неудовольствия при моем появлении. Глядя на ее просиявшее лицо, можно было подумать, что она до смерти рада меня видеть.
— Ах, Веньеро, это ты! Думаю, это тебя заинтересует. — Ее сочные губы раздвинулись в улыбке.
Подтянув ноги к животу, Сафия жестом показала мне на освободившуюся подушку, предлагая сесть рядом.
— Я ищу моего…
Но Сафия, не дожидаясь, пока я объявлю о цели моего прихода, решительным жестом закрыла мне рот ладошкой.
— Что это за место? — испуганно прошелестел я на родном для нас обоих языке, как только она, убрав руку, дала мне возможность заговорить.
Сафия предостерегающим жестом приложила пальчик к губам.
— Око султана, — беззвучно выдохнула она, едва шевеля губами. Потом, тихонько повернувшись, кончиком окрашенного хной пальца осторожно раздвинула портьеры у нас за спиной, так что в них образовалась крохотная щелочка.
Дыхание у меня перехватило: прямо перед собой я увидел сидевшего ко мне спиной моего господина и повелителя.
Насколько мне было известно, в этот день Диван Великого визиря принимал иноземных послов. Вся сцена, рассчитанная на то, чтобы поразить их воображение, разумеется, была тщательно подготовлена. Можно было не сомневаться, что, вернувшись к себе, послы тотчас же примутся строчить испуганные послания своим монархам, расписывая могущество и силу турецкого султана.
Шорох, раздавшийся в тишине, заставил меня очнуться — так пробежавшая по воде рябь дает рыбаку понять, что на глубине происходит что-то непонятное. Вздрогнув, я заставил себя прислушаться.
— Я протестую, господин визирь, — заявил самый молодой из венецианских послов, делая вид, что не видит угрожающе нахмуренных бровей своих товарищей. — Когда нас пригласили сюда, я считал, что мы предстанем пред очи самого султана. А вы всего лишь его визирь.
Лицо его неожиданно показалось мне знакомым — пухлое, круглощекое, даже немного женственное. Мне не составило особого труда вспомнить, где я видел этого юношу. Именно он когда-то явился в Константинополь передать послание отца Сафии, в котором тот предлагал огромный выкуп за свою дочь. Но я видел его и раньше… Внезапно перед моими глазами встало то же лицо, прикрытое черной бархатной маской и как две капли воды похожее на мое собственное, которое я видел в зеркале. Карнавал! Итак, подумал я про себя, за минувшие четыре года парень сделал неплохую карьеру. Я помнил его еще мальчишкой на побегушках, когда сновал из одной лавчонки в другую на рыночной площади, и вот теперь вижу его среди почетного посольства, явившегося сюда засвидетельствовать уважение турецкому владыке. Скорее всего, парень принадлежит к настолько уважаемой венецианской семье, что за его карьеру можно не волноваться.