— У меня такое чувство, — с усмешкой пробормотала Эсмилькан, — что подобные перепалки доставляют тебе удовольствие.
— Но вы сами смеетесь и хлопаете в ладоши от радости, наблюдая наши ужимки и кривлянье — будто бы мы котята, затеявшие шутливую драку, чтобы веселить вас.
— Да неужели? — Эсмилькан с притворной досадой дернула руку, и я выпустил ее из своей ладони. — Ладно, ворчи уж, если тебе так хочется. Только я требую, чтобы вы оба перестали вести себя как два венецианца! Когда я вижу это, мне всегда становится обидно, словно я чего-то не понимаю…
— Тогда позвольте мне научить вас своему языку. Мне так давно этого хочется.
— Может быть, потом. После того, как ребенок… — Эсмилькан непроизвольным движением расстегнула еще одну пуговку своего йелека. — И все равно, готова держать пари на что угодно, что, даже знай я итальянский, я бы все равно что-нибудь да упустила бы.
Я отвел глаза.
— Уверяю вас, моя госпожа, вы ошибаетесь.
— Знаешь, я ревную.
— Не стоит, — пробормотал я. — Тем более к Софии Баффо.
— А там, в Венеции, Сафии когда-нибудь удавалось взять над тобой верх?
— Нет, никогда.
— Даже несмотря на то, она всегда заранее придумывает, что ей сказать?
— Неужели она так делает?
— Мне кажется, да.
— Нет, никогда, — храбро ответил я. — Ей никогда так и не удалось взять надо мной верх.
— Хорошо…
— И все-таки, мне бы очень хотелось…
— Да? И чего же тебе хотелось бы? — лукаво спросила госпожа, положив мне на плечо свой маленький округлый подбородок. — Наверное, чтобы я вообще не приглашала ее к себе? — Она заглянула мне в глаза и ахнула. — Не может быть! Ведь Сафия моя лучшая, моя единственная подруга!
— Да, именно этого я и хочу.
— Но это невозможно! Не могу же я отказать ей от дома. — Убрав голову с моего плеча, Эсмилькан смущенно потупилась. — Даже ради тебя, мой дорогой Абдулла.
— Ее появление всегда щекочет нервы. Когда Сафия здесь, в вашем доме, я всегда начеку. Пока она тут, я никогда не отправлюсь спать, как бы поздно уже ни было. Даже стараюсь не дремать. Стоит мне только сомкнуть глаза, как мне кажется, что она тут же воспользуется этим, чтобы сыграть со мной какую-нибудь злую или жестокую шутку.
— Но зато она уже лишилась возможности смущать твои мысли, когда ты не спишь.
— София Баффо никогда не смущала мои мысли…
Я осекся. Наши взгляды внезапно встретились, и в глазах Эсмилькан я прочел сочувствие. Она тотчас отвернулась, а я вдруг почувствовал себя настоящим дураком.
— Ей больше не удается заставить тебя чувствовать себя несчастным? — спросила госпожа.
— Ну, слава Аллаху, это не такая уж маленькая победа, — усмехнулся я.