С другой стороны, Веньеро, хоть и умен, однако может оказаться не столь покорным. Правда, до сих пор он если и осмеливался бунтовать, то лишь изредка. И никогда против Эсмилькан.
Нет, решила Сафия, пока лучше продолжать наблюдать со стороны. Придет время, и она подыщет себе евнуха — умного, ловкого и при этом беззаветно преданного ей одной. Храбрость тоже имеет немаловажное значение: в конце концов, он должен быть готов умереть ради нее. А подобным требованиям удовлетворяет далеко не каждый. Сказать по правде, подобное сокровище легче вообразить себе, чем отыскать. А ее красота, до сих пор превращавшая всех мужчин в покорных рабов — женщины, почуяв в ней опасную соперницу, обычно предпочитали заключить с ней молчаливый договор о ненападении, — казалось, ничуть не волновала тех, кто уже перестал быть мужчиной.
С этими мыслями — и со вздохом — Сафия заставила себя перебраться из одной обитой бархатом шкатулки в другую: гарем хоть и был по размерам значительно просторнее носилок, однако и в нем она чувствовала себя как в темнице.
Даже покинув портшез и поднимаясь в свой гарем, женщина не имела права откинуть с лица вуаль. Сафия шла почти вслепую, ничего не различая перед собой, кроме унылых серых каменных полов, и, машинально переступая через порог, только зажмурилась, нырнув после яркого солнечного света в темный, узкий, без окон коридор. Она не заблудилась лишь потому, что часто ходила здесь. И к тому же стоило ей только протянуть руку, как она касалась дряблой руки одного из евнухов, вытянувшихся вдоль стен — на манер почетного караула.
Ну и конечно, благодаря доносившимся до нее звукам. Шумным, бесцеремонным звукам, мучительно отзывавшимся у нее в ушах и говоривших о том, что в преддверии султанского Дивана идет заседание суда. Впрочем, шум очень скоро утих, превратившись в мраморном горле коридора в неясное бульканье. А потом пропало и оно: все звуки заглушил ритмичный свист плетей — во дворе той части дворца, где жили евнухи, кого-то наказывали.
Сафия не сразу сообразила, что чего-то недоставало. Как странно, нахмурилась она, свист плети и шум ударов доносились совершенно отчетливо. Только на этот раз им не вторили истошные вопли провинившегося.
С омерзением оттолкнув от себя трясущуюся пухлую руку евнуха, она машинально повернулась налево. Остановившись и дав глазам немного привыкнуть к свету, царившему во внутреннем дворике, — именно так она сделала, перед тем как шагнуть в темный коридор, — Сафия молча наблюдала за происходящим. Постепенно в голове ее начал вырисовываться некий, пока еще неясный план.