Целый год не работал Якименко. Уход за ним взяла на себя близкая подруга его покойной жены Зинаида Ивановна. Она навела порядок в запущенном доме, следила за тем, чтобы Андрей Андреевич вовремя ел, строго соблюдал назначенные режим и диету.
Товарищи по работе часто навещали Якименко на дому, держали его в курсе институтских событий. Они сообщили ему радостную весть. Талантливый инженер Степанковский, которого Андрей Андреевич знал по совместной работе на заводе и очень ценил, разработал новую, более усовершенствованную модель самолета с атомным двигателем. Для этого самолета, обладающего огромной скоростью, требовались соответствующие приборы. Узнав об этом, Якименко потерял покой. Он буквально засыпал директора института, своего старого друга, просьбами поручить ему создание таких приборов.
Всеволод Алексеевич Грибов — директор института, один из видных ученых страны — долго колебался прежде чем дать согласие на то, чтобы Андрея Андреевича, несмотря на возражения лечащих врачей, зачислили в штат института.
Для Якименко оборудовали на первом этаже лабораторию, и он приступил к делу.
Не зря, видно, говорится, что беда не приходит одна. Месяц спустя с Андреем Андреевичем стряслось новое несчастье. Переволновавшись на работе, он слег. Пришлось подчиниться категорическому требованию врачей: два месяца не вставать с постели. Но вот ему разрешили подниматься, и он уже начал мечтать, как возьмется за дело. Директор института, навестив больного, в очень осторожной форме дал понять, что работа, особенно разъезды по городу, Андрею Андреевичу вредны. В институт поступило официальное письмо лечащих врачей, составленное в весьма категорической форме.
На все просьбы и убеждения Андрея Андреевича директор отвечал решительным отказом. Всеволод Алексеевич задержался у Якименко дольше обычного, стараясь как — нибудь утешить старика. Наконец он распрощался и вышел ровной походкой, слегка согнув свое длинное и худое тело, чтобы не стукнуться лбом о притолоку.
Два дня Андрей Андреевич был молчалив и угрюм, не допускал к себе ни врачей, ни Валерия, возвратившегося домой после отбытия наказания. Только Зинаида Ивановна осмеливалась время от времени напоминать ему, что пора обедать или принимать лекарство. Он молча повиновался.
На третий день утром Андрей Андреевич позвонил в институт. Состоялся очень неприятный разговор с директором. Этот разговор был продолжен вечером, когда Всеволод Алексеевич сам пришел к Якименко.
Он сидел у кресла, выпрямившись, точно проглотил аршин, теребил длинные седые усы и спокойно доказывал всю несостоятельность затеи Якименко.