Летопись мужества (Эренбург) - страница 169

Что добавить к этому письму? Конечно, в Германии такой Карл никогда не кидал окурка на улице, он надевал нарукавники, чтобы не протереть рукава, он застраховал себя не только от пожара, но даже от рака. Теперь он упивается уничтожением. Он разыгрывает Нерона. Он больше не мечтает о «жизненном пространстве». Его увлекает одно: оставить после себя смерть.

Конечно, не все города и села гитлеровцам удалось уничтожить. Иногда Красная Армия опережала факельщиков. Так сохранились Нежин и Сумы. Да и в Киеве поджигатели убежали, едва начав свою работу. Много сел уцелело потому, что они боялись огнем выдать отход. Не совесть удерживала их — страх. Однако они пытались всеми средствами наверстать потерянное. Глухов, Кролевец — это были милые провинциальные города, с уютными особняками, с зеленью садов, с облупившимися колоннами и просторными крылечками. Гитлеровцы не успели их сжечь при отходе. День или два спустя немецкие бомбардировщики исправили ошибку факельщиков.

Я ехал мимо деревень, которые догорали. Казалось, земля агонизирует, шевеля, как пальцами, головешками. Она дышала мертвым жаром. И повсюду я видел ту же картину: у теплой золы копошились люди. В этих домах люди жили, работали, справляли свадьбы, оплакивали покойников. В этих домах были старые скрипучие кровати, щербатые столы, сундуки с подвенечными платьями, с дедовским добром. Все это немцы сожгли, они сожгли жизнь, и вот в студеную ночь женщины с детишками греются у того, что еще вчера было их домом.

Выпал снег. Он прикрыл раны земли. Но еще страшнее бездомным в такие ночи. Ведь сгорели полушубки, теплые платки, валенки.

И Карл Петерс радуется: он обрек стариков и ребятишек на пытку.

Напрасно гитлеровцы пытаются в газетах говорить о военном значении «зоны пустыни». Подожженные деревни не остановили русских танков, которые прошли от Льгова до Житомира. Красная Армия привыкла ночевать в лесах: спокойней — нет мишени для вражеской авиации. Русские солдаты тепло одеты. Они обойдутся без изб. Погибнут старухи и дети.

В этом весь пафос гитлеровской Германии: мучить беззащитных.

Украина славилась яблоками. Я видел срубленные и спиленные плодовые сады. Военное значение? Какая глупая шутка! Срубить в селе сто яблонь — это и задержит Красную Армию?

Я видел тысячи молочных коров, застреленных немцами. Корова — опора крестьянской семьи. Есть корова, — значит, сыты дети. Немцы не могли угнать скот: не было времени. Автоматчики расстреливали коров. Вспомним, как после Версальского мира немцы негодовали: у них забирали коров, тем самым лишая молока немецких детей. Теперь немцы убивают коров. Страшное впечатление оставляют эти расстрелянные стада, эти рыжие пятнистые коровы с лопнувшими животами. Неужели убийство коров, овец, свиней может задержать Красную Армию? Ведь корова — это не цистерна с горючим. Но коровы — это молоко для детей. «Смерть русским детям!» — кричит Карл Петерс.