Эту последнюю меру ему решительно рекомендовал майор Пенденнис. Артур поспешил оповестить его о своей удаче, и майор был до крайности изумлен. Его даже рассердило, что Пен заработал столько денег. "И кто только читает такие вещи, — подумал он, когда Пен назвал полученную сумму. — Я романов не читаю. Наверно, лет тридцать не занимаюсь этой чепухой, разве что Поль де Кока полистаешь для смеха. Везет этому Пену, ей-богу. Теперь ему горя мало — может писать по роману в месяц… по одному в месяц — это выходит двенадцать штук в год. Да он, верно, может плести такие небылицы и четыре, и пять лет подряд — вот и наживет состояние. А пока что пора ему жить по-человечески — снять приличный дом, завести лошадей".
Артур, смеясь, рассказал Уорингтону про дядюшкины советы; но, по счастью, у него были и более разумные советчики — старший друг и собственная совесть, и они твердили ему: "Скажи спасибо за эту редкостную удачу. Не пускайся в большие траты. Расплатись с Лорой!" И он написал ей письмо, в котором выразил свою благодарность и уважение, и вложил в него почти всю ту сумму, что еще оставался ей должен. Не только вдова, но и сама Лора была тронута этим письмом — и не удивительно: в нем звучала неподдельная ласка и скромность; и когда старый пастор Портмен читал то место в письме, где Пен, из глубины признательного сердца, смиренно благодарил бога за нынешнее свое благоденствие и за добрых друзей, ниспосланных ему в час испытаний, — когда пастор Портмен дошел до этого места, голос у него дрогнул и глаза часто-часто заморгали за стеклами очков. А дочитав письмо, сняв очки, сложив листок и возвратив его вдове, он, не скрою, подержал ее руку в своей, затем привлек Элен к себе и расцеловал, и тут она, конечно, расплакалась от полноты чувств у него на груди, ибо ни на какой иной ответ не была способна; а пастор, покраснев от собственной смелости, с поклоном усадил ее на диван, сам сел рядом и пробормотал несколько слов большого поэта, очень им любимого, который рассказывает, как в дни своего благоденствия он "сердцу вдовы доставлял радость".
— Это письмо делает мальчику честь, делает ему честь, моя дорогая, — сказал пастор, похлопывая ладонью письмо, лежавшее у нее на коленях. — Мы можем воистину быть за него благодарны, от души благодарны. Кому — об этом я могу не говорить, моя дорогая, ибо вы — святая женщина… да, Лора, голубушка, твоя мать — святая женщина. И знайте, миссис Пенденнис, я выпишу книгу для себя, и еще одну — для библиотеки.
Можно не сомневаться, что вдова с Лорой вышли к воротам встречать почту, которая доставила им драгоценный роман Пена, как только книга была напечатана и поступила в продажу, и что они читали его вслух, а кроме того, про себя, каждая в отдельности: когда вдова в час ночи вышла в халате из своей спальни с томом вторым, только что дочитанным, оказалось, что Лора, лежа в постели, уже поглощает том третий. Лора почти ничего не сказала о книге, зато Элен усмотрела в ней приятную смесь из Шекспира, Байрона и Вальтера Скотта и была убеждена в том, что сын ее — не только лучший из сыновей, но и величайший в мире гений.