Глава XXXIX
Повествует о делах мистера Гарри Фокера
После рокового восхитительного вечера на Гровнер-Плейс сердце мистера Гарри Фокера пребывало в таком волнении, какого трудно было ожидать от человека, столь преисполненного житейской мудрости. Если вспомнить, какие дельные советы он в прежние дни давал Пену и как рано обнаружилось в этом способном юноше знание света; если принять в рассуждение, что, непрестанно ублажая свою особу, как и подобает джентльмену с его средствами и связями, он должен был бы еще больше очерстветь душой и с каждым днем делаться все равнодушнее к кому бы то ни было, кроме мистера Гарри Фокера, — поистине достойно удивления, что и он попал в ту беду, какая раза два-три в жизни постигает большинство из нас, и здравый его рассудок пришел в смятение из-за женщины. Но Фокер, хоть и умудренный не по летам, был как-никак мужчиной. Подобно Ахиллесу, или Аяксу, или лорду Нельсону, или нашему прародителю Адаму, он не мог избежать общей участи, и вот его час настал, и юный Гарри пал жертвой всесильной владычицы — Любви.
Когда он, проводив в тот вечер Артура Пенденниса до его двери в Лемб-Корте, явился в Черную Кухню, джин и жареная индейка показались ему безвкусными, шутки собутыльников пресными; а когда мистер Ходжен, исполнитель "Гробозора", затянул новую песню "Кот в чулане", еще более жуткую и уморительную, Фокер, хоть и показал себя его другом, хоть и крикнул: "Браво, Ходжен!" — как того требовала простая вежливость и утвердившаяся за ним репутация одного из столпов Черной Кухни, — не расслышал толком ни слова этой песни, приобретшей впоследствии столь широкую известность. Очень поздно, очень усталый, он проскользнул в отведенное ему крыло отчего дома и добрался до пуховой подушки, но и в горячечном сне образ мисс Амори не давал ему покоя.
Боже мой, до чего же скучны и противны показались ему теперь его прежние занятия и знакомства! До сих пор он почти не бывал в обществе женщин своего круга. Он называл их "скромными женщинами". Эта добродетель, коей они, будем надеяться, обладали, не возмещала в глазах мистера Фокера отсутствия более веселых качеств, которых было лишено большинство его родных и которые он находил за кулисами, у молоденьких актрис. С матерью, пусть доброй и нежной, ему было неинтересно; с кузинами, дочками почтенного графа Рошервилля, он смертельно скучал. Одна из них была ученая женщина и увлекалась геологией; другая была лошадница и курила сигары; третья была привержена Низкой церкви и высказывала неприлично еретические взгляды касательно религии — так, по крайней мере, утверждала четвертая, которая, со своей стороны, держалась самой что ни на есть Высокой церкви, в чулане при своей спальне устроила молельню и круглый год постилась по пятницам. Уговорить Фокера ездить к ним в Драммингтон стоило неимоверных трудов. Он клялся, что лучше пойдет в тюрьму вертеть ножную мельницу. Да и хозяева не очень его жаловали. Лорд Эрит, наследник лорда Рошервилля, СЧИТАЛ своего кузена пошляком, презирал его за низменные вкусы и невоспитанность; Фокер же, с неменьшими основаниями, уверял, что Эрит — ханжа и тупица, снотворное всей палаты общин, зубная боль спикера, нуднейший из филантропствующих болтунов. А сам Джордж Роберт, граф Грейвзенд и Рошервилль, не мог забыть, как однажды вечером, когда он милостиво согласился сыграть со своим племянником на бильярде, сей юноша ткнул его кием в бок и сказал: "Ну, старый хрыч, видал я на своем веку плохие удары, но такого не запомню". Он с ангельской кротостью доиграл партию, ибо Гарри был не только его племянником, но и гостем; однако ночью с ним чуть не случился припадок, и он не выходил из своих покоев до самого отъезда Фокера в Оксбридж, где юный герой в то время заканчивал курс своего образования. Для почтенного графа это был страшный удар; в семье ни словом не упоминали о злосчастном происшествии; когда Фокер навещал их в Лондоне или в деревне, граф сторонился молодого богохульника, как чумы, и при встрече с ним едва мог заставить себя выдохнуть "здрасте". Но он не захотел разбить сердце своей сестры Агнес, отказав Гарри от дома; да и не в его силах было порвать со старшим мистером Фокером, ибо между ними состоялось немало частных бесед, в ходе которых граф, в обмен на полученные от мистера Фокера банковские чеки, вручал ему свои автографы, содержавшие, помимо сиятельной подписи, различные цифры и слова "обязуюсь уплатить…".
