Для них туманами окрестная долина
Скрывалась и в тени раскидистых ветвей
И трелил, и вздыхал, и щелкал соловей.
Дорого то, что сияет на Языкове отблеск Пушкина, и желанен он русской литературе, как собеседник великого поэта. Они встречались там, где берег Сороти отлогий, где соседствуют Михайловское и Тригорское. Живое воспоминание соединяет его с этими местами, где отшельнически жил Пушкин, где был "приют свободного поэта, не побежденного судьбой". Языков понимал, какая на нем благодать от того, что он был собеседником Пушкина, и как это обязывает его. Вечную память и лелеял он об их совместных вечерах, памятных и для всей русской словесности. С ласкою воспел он няню Пушкина — "Свет Родионовна, забуду ли тебя?". А когда она умерла, он чистосердечно обещал:
Я отыщу тот крест смиренный,
Под коим меж чужих гробов
Твой прах улегся, изнуренный
Трудом и бременем годов.
Кто в литературе сказал хоть одно настоящее слово, того литература уже не забывает. А Языков, среди лишнего и пустого, сказал несколько благородных и священных слов. И хотя патриотизм его вырождался в нечто мелкое, но зато и чужая красота, красота Италии, в его лучшие минуты заставляла сладкой болью сжиматься его сердце. К тому же он соединил свое имя с другими, большими, именами. Он сам это сознавал:
И при громе восклицаний
В честь увенчанных имен,
Сбереженных без прозваний,
Умной людскостью времен,
Кстати вместе возгласится
Имя доброе мое.
Да, среди имен других "кстати" возгласится и скромное, отзвучавшее имя Языкова, поэта невысокой содержательности. [53]
" Год: 1914