— Ты постоянно исчезаешь… — пробормотала Маша.
Он окинул ее быстрым взглядом.
— Я? Ну-ну! Предположим… Тебе жутко идет моя рубашка! Можешь не снимать. Шоколад на столе, чайник только что закипел.
— Ты не сказал, куда и когда уезжаешь… — прошептала Маша.
— А ты не спрашивала!
Володя повернулся к зеркалу, добривая подбородок.
— Тебе придется недели три писать мне в Лондон. Это тебе не хухры-мухры! Обзаведись зарубежными конвертами. Звонить дороговато! Впрочем, я сам буду звонить… Если, конечно, твой американец не отвлечет тебя театрами и музеями. Маленькие радости большой страны…
Еще один беглый внимательный взгляд.
— Ты бы налила нам чаю… Моей красотой можно будет полюбоваться и за столом. Я разрешаю.
Маша вздохнула и побрела на кухню.
Они позавтракали, перебрасываясь ничего не значащими фразами. Собрались и оделись ехать в Москву. Почти молча добрались до вокзала и сели в электричку.
В метро они попрощались: дальше их пути лежали в разные стороны.
— Ты ничего не хочешь мне сказать? — спросил Вовка. — Ведь, в сущности, "день прошел, как не было — не поговорили…"
— Ничего, — прошептала Маня.
Лучше действительно не обсуждать дальнейшее. Это лишнее. Все сложится само собой.
Вовка задумчиво усмехнулся.
— Ну, тогда… — сказал он, — тогда… "обними покрепче брата, он любил тебя когда-то… Давние дела…" Ча-ча-ча…
— Что ты сказал?.. Повтори… — прошептала Маша.
Колонны "Комсомольской" качнулись перед глазами. Его слова заглушил шум подходящего поезда… Господи, не охнуть, не вздохнуть…
— Мышонок, спокойно! — Вовка крепко стиснул ее в руках. — Стой на ногах и не вздумай падать в обморок! Держись за меня! Ты все прекрасно слышала…
— Ты… знал?.. — прошептала Маша.
Вовка пожал плечами, по-прежнему крепко прижимая ее к себе. Резко сузившиеся темные глаза смотрели с нехорошим, странным, незнакомым выражением.
— Ты знал… И… давно? Значит, тогда… возле института… Вы все постоянно мне врете…
— Допустим… Что это меняет? Знал… И врал… И тоже хотел когда-то все разорвать раз и навсегда… Видишь, ничего не вышло… Мне тогда потребовалась очень большая жестокость… Пришлось в себе найти… Или занять у других, не помню… Думаешь, это было просто? Иногда стать хуже, чем есть на самом деле, бывает ничуть не легче, чем стать лучше. Но я считал, что поступаю правильно, что так надо… И пока ты верила в ложные причины: то в Сашину любовь, то в мою порядочность, то в мою низость и пристрастие к тряпкам, не подозревая о настоящей, я мог жить спокойно… Хотя до спокойствия там было слишком далеко…
Как мерзко шумят эти никчемушние поезда… Ну, куда их столько?.. Идут один за одним… Хоть бы авария какая-нибудь…