Не она — рука послушалась соблазна и сама потянулась к буханке, замерзшие пальцы отломили краешек теплой корки.
Главное — не жевать: сосать. Сосать можно долго, а жевать там и нечего, только ломтик корки.
А дети как обрадуются! Шутка сказать: целая буханка, 800 граммов.
Снег хрустел под ногами. Пальцы отломили еще одну крошку, маленькую совсем. И еще. Идти оставалась всего ничего, уже скоро; и рука вновь потянулась за пазуху, где лежала буханка.
Она ускорила шаги — идти стало намного легче и теплее, — а свободную руку засунула в карман. Идти оставалось всего ничего.
И хлеба столько же.
Нет, меньше: ничего.
От буханки не осталось ничего.
И если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки ее…
Не рука соблазнила — хлеб.
Не отсекла, но вцепилась зубами в запястье изо всех сил, так, что потекли слезы: от боли, от стыда и от беспомощности…
В другой раз, тоже зимой, возвращалась из магазина уже в сумерки. Мела поземка. Надо было торопиться: степь есть степь, дорога узкая; если заметет, то ворон костей не сыщет. Ирина часто оглядывалась, не едет ли кто с телегой. Нет; только пес какой-то трусил сзади.
А и пусть; с собакой веселее. Приостановившись, она обернулась и неумело свистнула, подзывая пса. Тот не подбежал, а, наоборот, попятился.
Ветер усиливался. Он взвихривал и крутил мелкий снег. Надо было прикрывать глаза, но как раз этого нельзя было делать, чтобы не сбиться с дороги, пока ее совсем не замело. Ира обернулась почти безотчетно и увидела уже трех собак. Она остановилась, и все три тоже встали. Потом медленно двинулись вперед.
Волки.
Настоящие степные волки, никакие не собаки.
Голодные. Как я.
Надеяться можно было только на молитву — и на инстинкт. Повернуться и бежать немыслимо: бросятся на спину. Так загрызают лошадей.
Она поправила за пазухой буханку, завязала потуже платок. Оглянулась еще раз и пошла вперед по свежим штрихам снега. Знала: эти тоже идут.
Или бегут.
Не выдержала: повернула голову, насколько позволял платок. В нагрудном кармане шуршал сверток с махоркой.
А спички! Спички в кармане!..
Ира вытащила коробок (не уронить бы, Господи Исусе), чиркнула сразу несколько спичек и успела прикрыть огонек от ветра; чиркнула еще раз.
Волки остановились, а она быстро пошла вперед, заставляя себя не бежать.
Так и прошла остаток пути. Пережидала порыв ветра, оборачивалась, зажигала спичку, другую… И снова шла.
…Что еще? Указать годы, когда работала.
С сорок первого по сорок шестой.
Цифрами, конечно, как же еще писать. Документ ведь.
Война кончилась, а Ирина все работала в «Заготзерне», и только через год они смогли уехать. Им еще повезло, а другие остались ждать эшелона по имени Судьба, чтобы вернуться домой. Как в сорок первом земля гудела от переполненных поездов, везущих солдат на войну, так и теперь они шли переполненными: фронтовики возвращались. А что медленно, так ведь сколько рельсов и мостов взорвано за время войны, да и эшелонов стало намного меньше.