А сейчас у рубильника стоят такие ребята, которым уже не скажешь: Бога, мол, побойтесь! Им что Бог, что бомж – все едино, им деньги нужны, а не царствие небесное. Вот и приходится ему экономить...»
Улыбаясь своим мыслям, он двинулся в сторону арки. На плечи ему упало несколько капель дождя. Они приятно холодили сквозь рубашку потную, разгоряченную кожу. Не промочить бы сигареты, подумал Юрий, а потом решил: ну и что? Он ведь не на фронте, чтобы считать каждую затяжку. Намокнут эти – другие купит, подумаешь, проблема...
Какая-то молодая, довольно симпатичная мамаша возилась на тротуаре, пытаясь пристроить поверх детской прогулочной коляски раскрытый складной зонтик. Зонтик никак не хотел пристраиваться, все время норовя завалиться куда-то набок; упитанный карапуз в коляске от души забавлялся, дрыгая обутыми в яркие пинетки пухлыми ножками и радостно сбивая зонтик ручонками, когда тот почему-либо не хотел падать сам. Потом эта забава ему наскучила, он с отчетливым звуком, напоминающим звук вынимаемой из бутылочного горлышка пробки, выплюнул пустышку и немедленно заревел густым басом, как попавший в полярный туман ледокол. Мамаша оставила зонтик и бросилась затыкать свое чадо, которое плевалось, более не желая удовлетворяться пустышкой, и выгибалось в коляске дугой, как будто его хватил эпилептический припадок. Тем временем налетевший порыв ветра сбросил зонтик с коляски и покатил его по тротуару прямо под ноги Юрию. Несчастная мамаша бросилась за зонтиком; карапуз в коляске не замедлил этим воспользоваться, в очередной раз выплюнул пустышку, которая упала на асфальт, и, азартно кряхтя, свесился головой вниз через поручень с явным намерением сверзиться следом, пробуравить макушкой тротуар и посмотреть, как там дела в метро.
– О господи! – в отчаянии воскликнула мамаша, останавливаясь между коляской и улепетывающим зонтиком и явно не зная, куда броситься первым делом.
Юрий разрешил это затруднение, подхватив зонтик. Ему пришлось еще немного постоять на месте, держа зонтик над коляской, пока мамаша со сноровкой опытного омоновца упаковывала свое чадо. В ходе этой процедуры чадо проявило настоящий бойцовский характер, но возраст, опыт и преимущество в весе сделали свое дело. Когда бунт был подавлен, настал черед умиротворения; на свет божий была извлечена бутылочка с молочной смесью, в которую чадо немедленно вцепилось обеими руками. Плач оборвался, словно его выключили; присосавшись к бутылочке, как изголодавшийся клоп, чадо искоса, очень лукаво посмотрело на Юрия. Филатов вздрогнул: ему показалось, что юный негодяй ему подмигнул, но этого, разумеется, просто не могло быть.