Выглядел Веригин странно. Морда у него была красная, глаза тоже покраснели и слезились, усы безжизненно обвисли, руки тряслись, а на кончике нахально вздернутого носа дрожала мутная капля, смотреть на которую было неприятно. На левой щеке у него багровела свеженькая царапина, подол рубашки выбился из штанов, а в волосах застрял какой-то мусор, среди которого Юрий с удивлением разглядел несколько комков свалявшейся пыли, как будто Серега долго ползал под кроватью, пользуясь головой вместо швабры. От него привычно и остро разило перегаром, а в правой руке он держал обтерханную спортивную сумку со сломанным замком. Сумка была полупустая.
– О, Юрик, – сказал Веригин, часто моргая и шмыгая носом. Голос у него тоже дрожал, и это было чертовски странно. – Ты дома, оказывается. А я думал, тебя и след простыл.
– А чего тогда в дверь названиваешь? – хмуро спросил Юрий, дымя сигаретой. – Думал, мыши тебе откроют?
– Так а чего делать-то? – непонятно ответил Веригин. – Я тебя разбудил, что ли?
– Вроде того, – сказал Юрий. – Заснул вчера поздно.
– Бухал, что ли? – спросил Веригин с завистью, которая была Юрию решительно непонятна, поскольку сам Серега очень редко ложился спать трезвым, даже когда работал водителем и вынужден был каждое утро проходить медицинское освидетельствование на предмет содержания алкоголя в крови.
– Читал.
– Чего? – Веригин даже носом перестал шмыгать от удивления. – Никогда тебя, Юрик, не разберешь, серьезно ты говоришь или шутишь. А у меня, понимаешь, несчастье...
– Что случилось? – спросил Юрий, неожиданно встревожившись, потому что выглядел Веригин вот именно как человек, у которого дома произошло что-то ужасное. – Что с Людмилой?
– А? – не понял Веригин. – С Людкой? А чего ей сделается, она же здоровая, стерва, что твой японский бульдозер. Из дома она меня выгнала, понял? Я тебя, говорит, алкаша, дармоеда, больше на порог не пущу. Опять, говорит, с работы выгнали... А я виноват, что выгнали? Ну, посидели в обед с ребятами, ну, застукал нас мастер... Так им ничего, а меня опять за ворота! А она орет, как ротный старшина... Ну, ты ж ее знаешь!
Юрий кивнул. Людмилу Веригину знал весь двор, да и Серегу, коль уж на то пошло, тоже знали, так что теперь, когда выяснилось, что все живы и здоровы, Филатов не испытывал ничего, кроме тоскливого раздражения и желания попросту захлопнуть перед носом у Веригина дверь. Однако остатки полученного в детстве воспитания мешали ему совершить такой откровенно хамский поступок, да и Серега был не из тех, кого смущают подобные мелочи: Юрий мог поспорить, что, очутившись перед захлопнувшейся дверью, он немедленно возобновит свои упражнения со звонком. Оставалось только дослушать его до конца, после чего как-нибудь вежливенько выпроводить вон.