А я, не давая ему передохнуть и что-то сообразить, напористо продолжил:
– А теперь к делу. Что именно тебя беспокоит?
– Мне хотелось бы знать…
Вот теперь, как я чувствовал, Николаич уже перестал осторожничать. Очень хорошо. Мне только того и нужно.
Попутно, пока философ делился своими сомнениями, мне с помощью наводящих вопросов удалось выяснить, что Бэкон, оказывается, по окончании Кембриджского университета получил какое-то вычурное звание, которое тут же выскочило у меня из головы, а если коротко, по-русски, преподавателя права, чему я возрадовался еще сильнее.
И этого умницу в Англию?! Перебьется сэр Смит.
У них там с парламентом ажур, так что особых новшеств никто вводить в ближайшее время не будет, а у нас на Руси скоро грядут грандиозные перемены.
Не-эт, сегодняшний день для меня выпал чертовски удачным – как началось с Квентина, а затем продолжилось подарком гитары, так идет и дальше.
Мало того что Бэкон все-таки прикатил и я по счастливой случайности обратил на него внимание, так он вдобавок, оказывается, и юрист.
Если же учесть, что в ближайшей перспективе у меня еще и иностранцы-мастера, а также семена овощей – ну хоть что-то из моих заказов Алеха должен привезти, – то денек вообще можно охарактеризовать проходящим под неусыпным любящим взглядом бога Авось.
Словом, расстался я с Бэконом только после того, как детально растолковал сэру Фрэнсису, что помимо преподавания философии и получения самых высших из русских титулов, в подтверждение чего ему будут вручены соответствующие дипломы с золотыми царскими печатями, чего там скупиться, его тут ждет много чего интересного.
Поведал как бы между прочим и то, что нам тут, на Руси, доподлинно известны кое-какие научные труды, написанные им в Англии, и тут же заметил, что навряд ли в любой другой стране ему смогут создать необходимые условия для дальнейших занятий наукой.
Я еще много чего ему наговорил, так что Думную келью сэр Фрэнсис покидал чрезвычайно вдохновленный радужными перспективами, открывшимися перед ним. Можно сказать, окрыленный ими.
О последнем сужу по тому, как он часто спотыкался о ступеньки, о которых я его предупреждал, забывая смотреть под ноги.
Вот теперь пора и возвращаться на Никитскую, но вначале царевич – надо не только доложить о том, что ко мне прибыли дорогие гости, которые весьма сгодятся нам с ним в Костроме, но и предупредить, что дальше мне оттягивать ни к чему. День на сборы, а там послезавтра в путь-дорогу на Серпухов.
Услышав это, Годунов сразу помрачнел и еще раз попытался меня уговорить остаться, но я был непреклонен, пояснив, что такое чревато куда худшими последствиями.