Но когда я подъезжаю, машины ее на месте не оказывается. Софи опрометью бросается в трейлер, я же замираю в нерешительности. Но прежде чем я успеваю скрыться незамеченным, мне навстречу выходит Эрик с протянутой рукой.
Выглядит он чудовищно: под глазами чернеют круги, а в этой одежде он, похоже, спал.
— Слушай, Фиц, — начинает он. — Насчет того, что случилось…
Меня как будто разрубают секирой. Неужели Делия ему призналась?
Он тяжело вздыхает.
— Я не должен был рассказывать Делии, что ты пишешь статью о деле ее отца.
По сравнению с моим этот проступок кажется детской шалостью.
— И ты меня извини, — говорю я, имея в виду совсем другую ошибку.
Я неуверенно дергаю ручку на дверце машины.
— Ты простишь меня за то, что я повел себя, как последний мудак?
— Уже простил.
— Тогда почему убегаешь быстрее, чем Джесси Хелмс[28] с гей-парада?
— Ты тут ни при чем, — сознаюсь я.
— Вот как? — Эрик подходит к машине. — Тогда это, наверное, связано с бегством Делии.
— Она убегала быстрее Джесси Хелмса?
— Быстрее, чем Трент Лотт с корпоратива «Черного дерева»,[29] — усмехается Эрик. — Так из-за чего вы поругались?
«Из-за тебя», — мысленно отвечаю я. Если представить наши жизни переплетением нитей, центральным узлом будет Эрик. Я боюсь тянуть за эту нить — боюсь распустить все остальное.
Я все еще помню, как он смотрел на меня с верхушки дуба и кукарекал петухом от радости: он взобрался туда первым. Я помню его голос, пробивающийся сквозь шум дождя по крыше (как будто сверху сыпали тысячи спичек): он клянется, что бродяга, который живет в штольне у дамбы, по ночам превращается в самого Дьявола. Я помню, с какой силой он обнял меня, когда мы увиделись на первых университетских каникулах. Я помню, как сияют его глаза, когда в них отражается лицо Делии.
Я бы никогда не заставил Делию выбирать между мною и Эриком, потому что сам не смог бы выбрать между ними.
— Я просто устал, — говорю я наконец. — Голова трещит.
Эрик возвращается к трейлеру.
— Заходи, дам тебе аспирину.
Делать нечего, я следую за ним. Софи в спальне играет в чревовещателя с целой ордой Кенов и Барби. Маленький кухонный столик завален бумагами.
— Даже не знаю, как я смогу подготовиться к завтрашнему утру, — причитает Эрик. — Сегодня из Векстона прилетают несколько стариков, живших в доме престарелых. Они будут оценивать моральный облик подсудимого. Я должен встретить их в аэропорту. — Он смотрит на меня. — Камень, ножницы, бумага?
Я вздыхаю и сжимаю руку в кулак.
— Камень, ножницы, бумага, раз-два-три, — декламируем мы дуэтом. Я выбрасываю бумагу, Эрик — ножницы.