Кто-то протягивает мне марлевую повязку, я прикладываю ее к порезу над бровью. Подняв глаза, я вижу Фица. Это мой лучший друг, а по совместительству репортер самой многотиражной газеты штата.
— Как он выглядел? — спрашивает он.
— На меня напало дерево.
— Правда? А я всегда думал, что они только облетают, но не кусают.
Фицвильям МакМюррей вырос в доме по соседству, с другой стороны жил Эрик Тэлкотт. Отец прозвал нас сиамскими тройняшками. У нас за плечами долгая история совместных приключений: среди прочего, мы высушивали солью личинок на асфальте, сбрасывали наполненные водой воздушные шарики со школьной крыши и однажды даже похитили кошку учителя физкультуры. В детстве мы составляли неразлучный триумвират, а повзрослев, остались на удивление близки. На свадьбе Фиц будет исполнять двойную роль: свидетеля с моей стороны и со стороны Эрика.
Под таким углом Фиц казался гигантом. Шесть футов четыре дюйма роста, а сверху — рыжая копна, отчего кажется, будто у него загорелись волосы.
— Мне нужны какие-нибудь твои высказывания для статьи, — говорит он.
Я всегда знала, что жизнь Фица будет связана с писательством, только видела его скорее поэтом или прозаиком. Словами он играл, как другие дети играют камушками и веточками, возводя языковые каркасы, которые нам оставалось лишь украшать собственным воображением.
— Так придумай что-нибудь, — предлагаю я.
Он смеется.
— Я вообще-то работаю в «Газете Нью-Гэмпшира», а не в «Нью-Йорк Таймс».
— Простите…
Мы оба оборачиваемся на женский голос. Мать Холли Гардинер не сводит с меня глаз. Я понимаю, что в ее голове сейчас роится слишком много слов и выбрать нужные очень нелегко.
— Спасибо, — наконец произносит она. — Большое вам спасибо.
— Благодарите Грету, — отвечаю я. — Это она постаралась.
Женщина с трудом сдерживает слезы. Эмоции обрушились на нее, как стена ливня. Прежде чем вернуться к спасателям, в руки которых передана Холли, она успевает легко сжать мою кисть. Это знак понимания между двумя матерями.
В детстве я, случалось, жутко скучала по маме. Когда на праздничный школьный концерт ко всем ребятам приходили оба родителя. Когда у меня начались первые месячные и мы с папой сидели на краешке ванны и вместе читали инструкцию на пачке тампонов. Когда я впервые поцеловала Эрика и почувствовала, что готова выпрыгнуть из собственного тела.
Или, к примеру, сейчас.
Фиц обнимает меня.
— Ты ничего не потеряла, — ласково говорит он. — Большинство родителей, вместе взятые, не сравнятся с твоим отцом.
— Я знаю, — отвечаю я, однако не свожу глаз с Холли Гардинер и ее мамы, которые возвращаются к машине, взявшись за руки. Они напоминают мне два драгоценных камня на тонкой нитке, которая в любой момент может порваться.