Схватив Тикорнелли за пах, Скэнлон произнес:
— Как тебе понравится остаться без яиц?
Тикорнелли побагровел и сморщился от боли.
— Отпусти, — сказал он по-итальянски.
— Волшебное слово? — произнес Скэнлон по-английски.
— Пожалуйста, — прохрипел Уолтер.
Скэнлон разжал кулак. На лбу Тикорнелли выступили капельки пота.
— Не люблю, когда со мной так разговаривают, Уолтер. Ты очень неучтив. Ты никогда не посмел бы разговаривать так ни с одним из твоих главарей, так что попридержи язык. — Он дружески похлопал Тикорнелли по щеке. — Ладно? Итак, ты знаешь много народу в Гринпойнт, и тебе есть что рассказать.
— Может, все-таки перейдем к делу?
— Сегодня я слышал твой голос на пленке, Уолтер, — сказал Скэнлон, поглаживая край простыни.
— Что за пленка?
— Все звонки по 911 записываются.
Тикорнелли просиял.
— Неужели? Это говорит только о том, какая я знаменитость.
Скэнлон утвердительно кивнул.
— Вот именно. Хотелось бы узнать от знаменитости, что же произошло в кондитерской.
Облизав покрытую испариной губу, Тикорнелли протянул руку к пачке сигарет «Кэмел», лежавшей на столе. Вытряхнув одну, закурил и выпустил дым через нос. Потом откинулся назад и расслабился.
Тикорнелли рассказал, что, стоя напротив лавки, он беседовал с отцом Рудницки о трудной жизни в Польше, когда услышал три выстрела, один за другим. Потом заскрипели шины. Он повернулся на звук и увидел синий фургон, стоявший против дверей лавки. Оставив священника, он начал осторожно переходить улицу и заметил, что за рулем сидел белый мужчина в темных очках и коричневой кепке, натянутой на уши. Уолтер видел, как водитель потянулся через сиденье к дверце с правой стороны, чтобы открыть ее. Кто-то нырнул в машину, и фургон умчался. Перебежав дорогу и влетев в лавку, Тикорнелли увидел тела и позвонил в полицию.
Он стряхнул в ладонь пепел с сигареты.
— Ну вот и все. Больше сказать нечего.
— Ты знал Галлахера?
— Мы были соседями.
— Ты видел, как он входил в лавку?
— Я уже сказал, что разговаривал со священником.
Встав с кровати, Скэнлон подошел к стулу, стоявшему возле окна. Одежда на нем была аккуратно разложена. Бросив ее на кровать, Скэнлон произнес:
— Одевайся, Уолтер. Сейчас поедем в участок и побеседуем еще немного.
На лице Тикорнелли было написано недоумение.
— Почему ты так поступаешь, Энтони? Ты не имеешь на это никакого права.
— Галлахера не узнала бы и родная мать. Ему снесло все лицо. Но ты узнал его сразу.
Подпольный собиратель ставок сидел на кровати, зажав одежду между ног и обдумывая положение.
Скэнлон знай себе давил на него.
— Конечно, ты умеешь делать деньги, и твои благопристойные дружки с Мэлберри-стрит смотрят сквозь пальцы на твои плотские причуды, пока ты не выставляешь их напоказ. Интересно, что они скажут, когда я притащу тебя в участок в наручниках? Представляешь заголовок в «Пост»: «Генуэзский солдат пойман в притоне для гомосексуалистов».