— Ну что, Роберт, завтра в путь? — Айвар затянулся сигаретой, на миг осветив в сумерках свое лицо. — Даст бог, через неделю доберемся до Украины. Увидишь своих. Сколько вы уже в разлуке?
— Больше двух месяцев, а точнее, ровно восемьдесят четыре дня.
— Не переживай, скоро встретишься. Несколько дней в пути — пусть неделя, не больше, — и все будет хорошо. Начнем новую жизнь на развалинах прошлого. — Он грустно усмехнулся. — Может, оно и к лучшему — мир перед концом света оскотинился окончательно.
— Может, и так, — я повернулся к Айвару, — не знаю, слишком уж все быстро произошло. Трудно теперь сказать, что лучше, что хуже. Кто прав, кто виноват. У нас ведь не просто так привычную жизнь забрали, и нас перемололо, словно через жернова пропустило. Я по утрам смотрю в зеркало и себя не узнаю. Такое чувство, что себя потерял где-то там, по ту сторону добра и зла. Мне кажется, что мы тоже превратились в зомби, только моральных: потеряв мир, близких, привычную жизнь, мы все еще пытаемся жить. Как зомби, следуя каким-то неизвестным нам законам и рефлексам. Вспомни, однажды такое уже проходили, когда в начале девяностых мы, уже зрелые люди, ломали себя через колено, пытаясь привыкнуть к новой игре по неизвестным правилам, которые нам забыли объяснить перед тем, как раздать карты. Мы и барахтались, каждый как умел. Каждый искал что-то свое. Кто-то нашел, кто-то нет. Сейчас опять то же самое, только масштабы глобальнее. А может, это просто страх…
— А не поздновато нам смысл жизни искать?
— Не знаю. Это как посмотреть. Если как на дорогу, то на первый взгляд смысла нет. Казалось бы, бессмыслица: дорога, в конце которой ты умираешь, но мы все же живем, значит, должен быть этот долбаный смысл! Вспомни эти два месяца, которые мы прожили, — не так уж мало сделано. Дали нескольким семьям надежду на будущее. Кого смогли — спасли, кто был достоин пули — убили. Хороший финал для ремесленников от искусства. Сделали гораздо больше — смогли остаться людьми в этом аду. Может, огрубели и очерствели, но и в мирной жизни мы сентиментальностью не отличались, так что все простительно и понятно.
— Что-то тебя на слова пробило. Боишься?
— Боюсь… Очень боюсь, что могу опоздать или уже опоздал. — Я подошел к краю веранды, закрыл глаза и подставил лицо ночному ветру. Ветер… Теплый весенний ветер. Улететь бы отсюда… Туда, где неторопливо несет свои воды Лета, река забвения. Где есть все и одновременно нет ничего. Есть только наше прошлое, стоящее перед нашими глазами, словно кадры из старого фильма. Господи, сделай так, чтобы не было бессмысленно все, что сделал! Дай силы пройти этот путь до конца…