. Видимо, решил монет в мошне побольше оставить, а заодно и путь сократить. Да вот вышло, что жизни оставшейся себя лишил, старости в окружении молодой жены, любимых детей, светлого, большого дома, тучных стад... "Тьфу, — сплюнул Алтыш, попав себе на кончик сапога. — Да что это я размечтался о несбыточном? Никак бабы близко, вот их запахом дурные мысли и навеваются..."
Так вот, насчет дурости... Сотник почему-то решил не брать нахрапом весь. Хотя да... Живут-то здесь небогато. У них на родине почти каждый в сапогах ходит, богатство у человека определяется — есть у тебя конь или нет. А тут лапти да онучи. Тьфу, голь перекатная, только воев положишь...
"Мудро сотник решил. И Емяшко на жеребце правильно послал сказать местным воям, что поутру мы выйдем полон искать. Только вот не клюнули русины на это — зря воины прождали в засаде на опушке леса. Хотя этим-то повезло... А вот те, кто сидели у костров, изображая всю полную сотню, получили град стрел на свою голову. Троих сразу наповал, а уж пораненных сколько... Как уж смогли заснуть Иштан и братья Енговат и Разгоз, что их прирезали спящими? Этого они уже никому не скажут... А Енговату вообще шею свернули как младенцу. Эх... а нужно то было всего-навсего высмотреть, если русины за тын с той стороны полезут, и сигнал остальным дать. А уж если много их через изгородь перекинется, то скинул кольчужку да сиганул в реку — жизнь-то дороже... А с лодьи потом подберут: в лагере постоянно два десятка в готовности, отплытия ждут. Только вот от недалекого ума эти десятки вверх на холм бросились, когда оттуда стрелы падать начали, да еще и остальных с собой потащили. Потом один из десятников оправдывался боязнью, что стрелами лодьи пожечь могли. Было дело, пяток упало... Так ведь дождь был, разве же займется огонь по мокрой древесине? Мигом потушили... А вот те, кто на холм бросился, еще и сбоку удар получили. Стрелы те, правда, были не каленые, а обычные охотничьи срезни, так им и этого хватило. Четверым ноги порезало, как раз чуть ниже халата попали, а одному прямо в лицо... Даже мне вспоминать тошно то месиво у него под шлемом, которое в итоге получилось".
Как сотник ярился, как ярился... Хотел сразу на весь всех послать — это ночью-то! Еле отговорили. Потом кричал на всю округу, что всех неверных на кусочки порежет, само поселение сожжет, а землю потом сравняет и солью засыплет! Еще бы серебром грозился завалить, так же дорого вышло бы.
"А-а! Вот что значит якшаться с булгарцами — наша старая вера теперь совсем не признается, никто и не помнит, как эти самые булгары объявили нам священную войну за набеги и силу нашу. Да, было времечко... А ныне? Тьфу! Взять тот же нелепый обстрел с холма! Мельчают людишки, мельчают... А в итоге за ночь семеро убитых и десяток пораненных, из них трое, верно, так и останутся хромыми на всю жизнь. Такие потери... С утра в сотне начали шушукаться, что удача отвернулась от Ибраима, как только он на русинов напал. Пора, мол, другого предводителя искать. Ха! Как же, найдешь... Ибраим в Буртасе к таким людям заходит... Ой, не надо вспоминать, от такого сотника просто так не уйдешь — везде найдет.