— Слышу, — глухо ответил Гуро,
— Вы обещаете мне?
Молчание.
— Обещаете, Борис? — повторил Рындин настойчиво. И лишь тогда Гуро тихо и как-то мертвенно ответил:
— Обещаю.
Рындин оглянулся. Взгляд его остановился на циферблатах приборов, с которыми работал Сокол, изучая интенсивность космического излучении. Брови его сдвинулись. Быстрым движением он приблизился к приборам, несколько секунд сосредоточенно изучал положение стрелок. И резко обратился ко мне:
— Василий, вы все понимаете?
Он не верил, очевидно, и мне. Он боялся, что и я схожу с ума. Удерживая слезы, душившие меня, я ответил:
— Все, Николай Петрович. Я не знаю только, что это такое…
Тогда Рындин бросил еще один взгляд на циферблаты, на Гуро, который стоял в углу каюты, беззвучно разговаривая сам с собой, на Сокола, который все так же сидел в воздухе и горько плакал; потом он посмотрел в потолок, словно ища чего-то, какого-то ответа на неизвестный мне вопрос, — и, наконец, сделал мне решительный знак рукой:
— Пойдем, Василий. Нельзя терять ни минуты!
Мы быстро спустились с ним в склад. Николай Петрович открыл какой-то большой ящик, достал оттуда серые матовые рулоны из тонкого металла и сказал:
— Несите наверх в каюту. Быстрее, друг мой, быстрее!
И взяв два рулона сам, он потянул их следом за мной.
В каюте Сокол все еще плакал, а Гуро стоял в углу, ни на кого не глядя. Он и на самом деле как бы сошел с ума.
По приказанию Николая Петровича, я развернул первый рулон и закрыл металлом всю боковую стену каюты. Затем поверх этого слоя я положил другой и третий. Серый матовый металл покрыл все. Николай Петрович прикрепил его винтами. Обратившись ко мне, он распорядился:
— Давайте сюда Сокола.
Как ребенка, мы перенесли Сокола к покрытой металлом стене, положив его совсем близко от нее. Затем Николай Петрович ласково обратился к Гуро:
— Борис, идите сюда!
Гуро свирепо взглянул в нашу сторону. Однако не исполнить просьбу Николая Петровича он не мог.
— Садитесь тут, поговорим.
Гуро сел. Через минуту он провел рукой по своей бритой голове, тряхнул ею, словно просыпаясь. Удивленно он обратился к Николаю Петровичу:
— Что такое? Я словно опьянел…
Почти в ту же секунду послышался и голос Сокола:
— Почему у меня лицо мокрое?.. Что случилось?..
Я, казалось мне, утратил от удивления способность говорить. Но вот прозвучал обеспокоенный голос Николая Петровича:
— Друзья мои, нужно быть осторожными. К счастью, на этот раз не случилось беды. Но…
Он на мгновенье замолк, провел рукой по своим седым волосам — и мне показалось, что его пальцы дрожали…