Сам Николай Петрович не отрывался от наблюдений, относившихся к пути ракеты. После первого изменения курса нужно было все время следить за показаниями приборов, обозначавшими положение ракеты среди потока космических лучей. А Сокол в другой телескоп изучал поверхность Солнца — тоже по заданию Николая Петровича.
Я заглянул было в его телескоп. Жуткая и удивительная картина!
Разве это то спокойное, мягкое и ласковое Солнце, которое мы привыкли видеть с Земли?.. Ничего похожего. Бурлящий гигантский огненный диск. Он кипит, он выплевывает все время из себя длинные фонтаны ослепительного разноцветного пламени. Эти фонтаны поднимаются вверх, рассыпаются цветными лепестками, как удивительные гигантские цветы, и падают назад, в огненное море. На смену им взрываются новые и новые столбы пламени, покрывая странным блестящим фантастическим лесом золотистое светило. А вот вырывается вихрь раскаленного пара металлов и газов — и кажется, что золотая поверхность солнца раскрывается как разорванное кружево. Темное пятно неправильной формы надолго остается на блестящем круге — и что-то клокочет в кем, что-то свирепствует там, внутри, словно пытаясь выпрыгнуть из бездны. Однако, нечего и мечтать рассмотреть, что именно происходит в глубине солнечного пятна, которое медленно затягивается, закрывается, заливая сиянием пламени черную пропасть…
Сокол сделал много фотографий Солнца. Это будет необычайная коллекция, невиданная до сих пор на Земле. Он сказал мне:
— Даже если б мы и не нашли ничего на Венере, — этих наблюдений, фотографий и рулонов заснятой кинопленки достаточно было бы для того, чтобы оправдать наше путешествие. Вот увидите, как встретят их на Земле, когда мы возвратимся.
«Когда мы возвратимся»… Однако, мы еще и не думаем возвращаться, перед нами столько работы! Но я опять отклонился в сторону.
Красивое зрелище открывается в телескопе Сокола; но не менее чарующую картину наблюдаем в наш телескоп и мы с Гуро. Правда, тут нет таких ужасных огненных бурь, у нас все значительно спокойнее. Сейчас я попробую описать то, что мы видим уже вторые сутки.
В окуляре телескопа большой круг, словно затянутый густым черным бархатом. Он лежит неподвижно — и только. Далекие-далекие огненные искорки сияют в его густой глубине. Они словно спрятались, едва выглядывают, и лишь внимательно присмотревшись, видишь, что этот бархат уходит еще дальше, в невероятную глубину, далеко за разноцветные, крошечные искорки звезд. Но это, повторяю, только тогда, когда присмотришься. А так — бархат приближается. Он словно затягивает объектив телескопа. И на нем, на его глубоком черном фоне, как драгоценный, сверкающий камень — лежит Венера. Неподвижная и спокойная, она позволяет любоваться собою. Это уже не та вечерняя или утренняя яркая звезда, которую мы привыкли видеть на земном небосводе. Это большое светило, которое мы сейчас, к сожалению, видим освещенным далеко не полностью, а лишь как серп с большими и длинными рогами, направленными в сторону, противоположную Солнцу. Серп охватывает Венеру слева; мы видим ее всю, но большая ее часть не освещена, она светло-серого цвета.