Когда Полина, его первая жена, написала о том, что Валентина переехала в Москву и стала портнихой, что у нее большие планы, Борис, прочитав Бланш это письмо вслух, впервые попросил у нее совета:
– Милая, я ничего не смыслю в портновском деле… Но Валентине надо помочь… Я поеду в Москву и привезу ей хорошую ткань и все, что необходимо… Поговори с Жаклин, может, она знает, что нужно…
И Жаклин постаралась, накупила ткани, ниток, кружев, пуговиц, стразов… Но Борис схватил воспаление легких, и вместо него в Москву полетела Бланш.
«У твоей дочери талант, – это было первое, что сказала она Борису в аэропорту, когда вернулась в Париж. – Очень жаль, что ты не смог полететь…» Она привезла из Москвы фотографии Валентины, ее жениха: «Серж Кострофф»…
Спустя полгода он снова засобирался в Москву, но на этот раз у него воспалилось ухо, и вместо него опять полетела Бланш. И Валентина, и Бланш – обе догадывались, что Борис болен не воспалением легких или среднего уха, что причина куда более серьезная, но боялись говорить на эту тему.
«Ты боишься остаться в Москве?» – хотела спросить его Бланш, но так и не спросила. Зачем?
***
Он вскрыл письмо. Там было всего одно предложение: «Папа, как жаль, что тебя сейчас нет со мною рядом. Твоя Валентина».
Свадебное платье она сшила себе сама. Белое, роскошное, расшитое искусственным жемчугом, оно, однако, не радовало ее. За день до свадьбы она два с половиной часа провела в том самом подъезде, где в последний раз видела Невского. Валентина стояла у окна и, когда открывались двери лифта, вздрагивала и отворачивалась к окну, чтобы в случае, если это будет Невский, успеть спрятать свое заплаканное лицо. Если бы ей сказал кто-нибудь, что она будет вот так страдать из-за малознакомого, можно сказать, случайного в ее жизни мужчины, она бы рассмеялась в лицо… Но это был не сон, не наваждение, она по собственному желанию пришла сюда, сгорая от стыда и унижения, чтобы только увидеть Невского и, схватив его за руку и посмотрев в глаза, спросить: «За что?»
Но Невского она так и не увидела, хотя пришла нарочно в шесть часов вечера и прождала до половины девятого – время, когда все нормальные люди возвращаются с работы. Был еще один путь. Но более болезненный: отыскать место его работы. Это не так сложно, как могло показаться. Ведь Валентине, в отличие от Игоря, известна его фамилия. А Невских в Москве не так уж и много…
Она вышла из подъезда и присела на скамейку. Дрожь во всем теле усиливалась. Она вспомнила, как объясняла Кострову утром свое желание во что бы то ни стало разыскать Невского… «Боже мой, какая глупость! И как я посмела говорить об этом с Сережей?…»