— Во Франции — и самоуправление, в самом деле, надо быть лодырем! — соглашается Берю. — И что, Карл Мартелл тоже был майордомом?
— Да, но он был неплохим мужиком в своем роде.
— Что он сделал?
— Он остановил арабов в Пуатье́…
— А наш Шарль остановил их в Эвиане… Ты прав: история повторяется!
Мы приехали на улицу Берюрье. Он не даёт мне спокойно поставить машину.
— А после Мартелла?
— Пипин Короткий, — отвечаю я, занятый манёвром, ибо у меня не больше трех сантиметров свободного хода между грузовичком и трёхколёсным мотороллером.
— У него что, был короткий пипин?
— Нет.
— Значит, он укоротил королевство?
— Отнюдь.
— Ты же сам говорил, что у крутых все сыновья отморозки?
Я вылезаю из тачки, прежде чем ответить. У меня пересохло в трубах сильнее, чем у старой девы посреди Сахары. Заставляя меня говорить, Берю меня обезвоживает.
— Мы подходим к исключительному периоду. Пипин был сыном Карла Мартелла и отцом Карла Великого. Три музейных фигуры! Франция получила трёх призовых лошадей подряд в ту эпоху…
— Вернёмся к твоему Пипендру, — решает Бугай, которому до лампады мои рассуждения, и он копает глубже. — Что он ещё закатал для Истории, кроме того, что носил имя как на вывеске?
— Как и его папа Чарли, он был всего лишь майордомом. Но ему надоело кормить ленивых королей, и он отправил последнего Меровинга на рыбалку и основал собственную династию.
— Правильно сделал, — уверяет Бугай. — Если бы я был на его месте, я бы поступил так же. Нужно всегда работать на себя, когда получается. А что ещё он сделал?
— Он национализировал церковные владения.
— Ещё бы! Папам только короля Франции не хватало, чтобы стричь капусту. На пожертвованиях и подаяниях они и так неплохо имеют! А со стороны трусов «Эминанс»>{25} как он выглядел, твой Мальчик-с-пальчик?
— Всё, что я могу сказать, это то, что он женился на Берте и всё устроил на широкую ногу.
— С помпой, — добавляет Берюрье, который не упустит случая пошутить.
Мы поднимаемся по лестнице Толстяка. Его громкий смех пугает пауков, которые вили паутину на стенах.
— У этой крошки мокасины были как корабли?
— Во всяком случае, один у неё точно был таким, потому что о нём пишут в единственном числе.
— Может быть, это и удобно для фигурного катания. И всё же парочка ещё та: мужа зовут Пипин, а у жены нога, как вывеска у сапожника; даже любители острых ощущений ужаснулись бы, если бы подсмотрели такое!
Берю требовательно звонит на мотив «Тагада́-гада, а ну сыграй-ка на трубе». Открывает его слониха. Этим утром Б. Б. (Берта Берюрье) являет собой картину, достойную внимания. Но показывать её можно только взрослым, потому что если к Толстяку пожалует какой-нибудь юнец, вид этой грымзы вызовет у него отвращение к прекрасному полу на всю оставшуюся жизнь и несчастному останется только носить костюм свободного покроя