— Может, продолжим после этой маленькой интермудии? — предлагает хозяин. — Ты остановился на Филиппе Красивом…
— Его звали Красивым, потому что он был очень красивым, блондином, с правильными чертами лица, и он был атлетического сложения!
— Он, наверное, носил корону, — щебечет Б. Б.
— Как папа! — добавляет Пухлый.
— Нет, — поправляю я, — он её носил как король. Он ещё больше расширил границы Франции и усилил королевскую власть. Вот только для того, чтобы усилить свою власть, ему нужны были деньги, много денег. Говорят, что он был фальшивомонетчиком!
— И ты ещё говоришь, что он был великим, Сан-А! — восклицает мой ученик.
— В политике, Берю, средства почти не имеют значения: важны только результаты!
— И всё же… Как ты будешь уважать того, кто печатал фальшивые банкноты?
— Но он укрепил страну!
Берюрье не сдаётся.
— То-то я смотрю, как наша валюта всё падает и падает!
— Не мешай комиссару! — требует его благоверная. — И что же он такого сделал, ваш Филипп-Красавец?
— Много разных вещей: например, он впервые созвал Генеральные Штаты, потому что попёр против Папы из-за налогов, которые духовенство не хотело платить!
— Правильно сделал! — вопит Толстяк.
— Созывая Генеральные Штаты, король хотел получить согласие нации, чтобы начать борьбу против верховного жреца.
— В общем, это было что-то вроде референдума?
— Да.
— И он получил большинство голосов?
— Легко! Когда глава государства обращается к нации, Берю, это значит, что он уверен в том, что ему скажут «да», иначе он не пошёл бы на этот риск! Референдум — это бокал с сиропом, который дают народу перед тем, как ввести ему пилюлю.
— Вы говорите, что он сделал много разных вещей, — обрывает Берта, которую мало интересуют его политико-философские взгляды. — И что же ещё?
— Он ликвидировал орден тамплиеров.
— Я видел по телевизору, — вспоминает слон Берюрье. — Монахи гнали веселуху, да? Эти господа собирали бабки и прикалывались с распятием, и ещё они устраивали неслабые группёшники. Они разыгрывали великую сцену артиллеристов в монастыре. Чёрт! Если ты носишь платье, рано или поздно у тебя появляются склонности, неизбежно!
— Нет, ну не могут же мужчины оставаться целомудренными всю жизнь, — вступается Б. Б. — Я надеюсь, что Церковь всё-таки разрешит кюре жениться!
— Сегодняшние кюре такого счастья не увидят, — уверяет Толстяк, для которого постановления Вселенских соборов не составляют тайн. — Но их дети — возможно…
Он возвращается к Филиппу Красивому:
— Я его себе так представляю: большой, с низким голосом. Он, наверное, жарил этих тамплиеров, не так ли?