– Конечно, я все понимаю, – но подумала при этом о другом своем знакомом старике, ровеснике Константина Макаровича. Бывший обер-лейтенант гитлеровской армии Алекс Вернер в мае объявился в Нижнем Горьком ради того, чтобы восстановить справедливость в отношении памяти женщины, которую любил во время войны и потом не мог забыть этой любви всю жизнь, несмотря на то что женщина погибла на его глазах, унеся с собой в небытие жизни многих и многих его соотечественников,[17] но вряд ли та странная история годилась для того, чтобы рассказывать ее этому непримиримому старику, а потому Алена просто снова сказала, что, мол, она все понимает.
И решила наконец перейти к делу:
– Нет, Константин Макарович, я вовсе не из студии телевидения. Я пришла вот по поводу чего.
Алена неловко расстегнула большую сумку, которую взяла с собой, и достала оттуда один из фрагментов неизвестной картины, заботливо обернутых в шелковистую бумагу, которую она не без труда отыскала дома.
Видно было, что старик потрясен. У него даже руки задрожали, когда он взял этот измазанный краской обрывок клеенки!
«Да что ж там за картина была такая?!» – подумала Алена, чувствуя, что любопытство сжигает ее, как медленный неугасимый пламень.
– Каким образом… – начал было, переводя взгляд на Алену, но осекся и быстро сказал: – Здесь плохо видно, давайте в комнату пройдем, к свету.
Алена кивнула, скинула сапожки, но куртку снимать не стала.
– Прошу вас, – сделал приглашающий жест старик, пропуская ее вперед.
Алена вошла в просторную гостиную, обставленную тяжелой китайской темно-темно-коричневой полированной мебелью, красивой и основательной. У родителей нашей героини в квартире стояли точно такой тяжеленный письменный стол (с тех пор Алена всегда мечтала о громадном столе и не успокоилась, пока его не купила, – правда, не китайский, а итальянский, но еще более внушительный и надежный), книжный шкаф, сервант и кресло. И точно так же все стены были завешаны картинами, однако если в том доме, где выросла Алена, это были пейзажи и натюрморты, то здесь она увидела какие-то странные полотна. Что-то в них было знакомое… Да ведь это же репродукции – причем очень хорошие! – с известных картин импрессионистов. Вот «Звездная ночь» и «Подсолнухи» Ван Гога с их безумно-желтыми и ультра-синими оттенками, вот виденный только в альбомах серо-коричневый «Собор в Солсбери» Джона Констебля… а между прочим, оригинал не так просто увидеть, он все же в Лондоне, в Национальной галерее находится, зато Ван-Гогом Алена любовалась «живьем» в галерее Д’Орсе в Париже, а этими до изумления странными «Голубыми танцовщицами» Дега (на самом деле сине-зелено-желтыми) – в Музее изобразительных искусств имени Пушкина в Москве… Вообще все это были явления того же порядка, что и суперзеленая дверь, и Алена невольно улыбнулась, хваля себя за догадливость, однако в следующее мгновение улыбка слиняла с ее лица… между прочим, кто угодно перестал бы улыбаться, если бы узрел направленный на него пистолет… а именно это узрела наша героиня.