Конечно, грязь. Разве может подлый донос быть чистым?!
Только ведь Илья Петрович и сам потом по тому же отцовскому делу проходил и был арестован, вот какая штука. Так что… так что предательство никому еще счастья не приносило. И не принесет.
В жизни у меня потом все хорошо складывалось. Как у всех. Муж, семья, внуки… Бытом жили. И высокими заботами жили. Совсем как у Маяковского, которого любил мой муж и часто читал:
– Это было с бойцами, или страной, или в сердце было моем!
Так и мы жили. Как все, я же говорю. И вспоминать об отце я постепенно научилась без боли, а просто светло, с любовью и благодарностью. И Ленку Вахрушину, которая с годами переименовала себя в Ладу, а когда замуж вышла, и фамилию сменила на Проскурину, я тоже простила. Дети за отца не отвечают, к тому же Илья Петрович сам побывал там же, где был мой отец, вот так пошутила над ним судьба.
Я знаю, что там происходило. Я знаю, как погиб отец. Мне Костя Жуков рассказал, ну а я… я не могу ничего и никому об этом рассказать. Я просто боюсь – вдруг это станет известно? Все-таки государственная тайна, все-таки…
Нет, я не хочу об этом. Я забуду это. Об этом не узнает никто. Я буду жить, как жила, пусть светлыми будут мои воспоминания о прошлом моем и моей семьи.
Но вот что странно… Я теперь совершенно не могу слушать арию Надира из «Искателей жемчуга». Как зазвучит эта мелодия, а особенно голос Собинова, на который был так похож голос Игоря Владимировича Порошина, как услышу эти слова:
О ночь мечты волшебной,
Восторги без конца,
О где же ты, мечта,
Где ты, греза,
И счастье?.. —
так опять чувствую себя будто бы в госпитале, с забинтованными глазами, и слезы под повязкой разъедают мне даже не глаза – а раны моего сердца.
* * *
Алена долго стояла на перекрестке, задумчиво наблюдая, как красный цвет сменяется зеленым и наоборот. После разговора с Жуковым все эти такие простые вещи обрели особенный смыл – такой, каким они не обладали раньше. Да, как странно что-то видеть, а что-то – нет. И даже не представлять, как это должно выглядеть! Не знать, какого цвета кровь, какого цвета листья…
– Какая строка! – иронично пробормотала Алена. – Не знать, какого цвета кровь, не знать, какого цвета листья… не пробовать на вкус морковь и не мешать свекольник в миске.
Привычное ерничество не принесло облегчения. Слишком много она узнала от Жукова, чтобы вот так просто похихикать над этими делами давно минувших дней, преданьями старины глубокой…
Прохожим ее стихийное словотворчество тоже, такое ощущение, не понравилось. Трое парней в разноцветных куртках с капюшонами – пока Алена была у Жуковых, разошелся довольно сильный дождь, – покосились неодобрительно и перебежали дорогу на красный свет. До Алены донесся обрывок оживленной беседы: