Черная жемчужина (Арсеньева) - страница 75


Из воспоминаний Тони Шаманиной (если бы они были написаны, эти воспоминания…)

Я помню ту ночь…

Мне с вечера не спалось, было очень душно. И все время ужасно хотелось пить. Как будто сердце горело. Я думала, оно от любви горит, а оно, может, от дурных предчувствий… В ту ночь вся жизнь кончилась, но я этого не понимала. Просто не спала, просто мучилась от любви, просто хотела пить. И вечером на кухню за водой бегала, и ночью. А мне идти надо было через спальню родителей, а мама спала очень чутко, и поэтому я наконец взяла с собой воды в кружке. И вот снова проснулась – в полночь… Меня всегда будили часы, которые били за стенкой, у Вахрушиных, вообще не понимаю, как можно было спать в одной комнате с такими часами, а Ленка говорила, что им совершенно ничего спать не мешает, она даже ничего не слышит, дрыхнет без задних ног, а у меня гнилая буржуазная душонка, если я не могу спать в такт звону часов, которые отбивают наше новое, советское время. Помню, я один раз так рассвирепела от этих глупостей, которые вечно изрекала Ленка, что сказала: «Это у тебя гнилая буржуазная душонка, если ты можешь спать в то время, когда часы отбивают наше новое, советское время!» Это была точно такая же чушь, как та, которую беспрестанно несла сама Ленка, но на нее это подействовало. Она стала ко мне поменьше цепляться, а иногда часы даже вообще не били – то ли их забывали завести, то ли Вахрушины просто гирьки отпускали: наверное, часы им и самим тоже иногда мешали.

Ну вот… а в ту ночь часы снова шли. И я, проснувшись и потянувшись к кружке, услышала, как они отбивают полночь.

Я попила и подумала, что я не сплю, как самая настоящая влюбленная. Ну, на самом деле я и была влюблена в артиста театра оперы и балета, тенора Порошина. В него были влюблены все барышни, девушки и дамы города. Ну, и девочки тоже, кроме, разве, самых уж младшеклассниц. Порошин – его звали Игорь Владимирович – жил в гостинице «Москва», рядом с театром драмы. Утром, к одиннадцати часам, он ехал на репетицию. И мы, девчонки, которые его обожали, приходили к десяти и топтались около гостиницы, ждали, когда он появится. Потом, держась на почтительном расстоянии, шли за ним по Свердловке до трамвайной остановки. Порошин на трамвае ездил до театра.

Некоторые обожательницы, которые учились в первую смену, даже с уроков иногда сбегали, чтобы на Порошина посмотреть. Но мне везло. Я в том году училась во вторую. Поэтому и вставала рано, в половине седьмого, вместе с папой, чтобы успеть уроки сделать и к десяти быть свободной. Просто на всякий случай. Вдруг Порошин пойдет пешком? И тогда можно будет прогуляться за ним, поодаль, просто так, глядя на него и думая о том, какой он высокий, красивый… Иногда я в мечтах набиралась смелости и решалась проехаться с ним в одном вагоне трамвая. Но это только в мечтах – в жизни не решилась бы, понимая, как это глупо будет выглядеть. А как-то раз домечталась до того, что представила, как я еду на папиной служебной машине – сама, без шофера еду, сама за рулем, как Любовь Орлова в кинофильме «Волга-Волга», – и догоняю Порошина, останавливаюсь, открывая так шикарно дверцу: