Тальони прелесть, удивленье,
Так неподдельно хороша,
Что у нее в простом движенье
Заметна дивная душа…
Об ней не рассказать словами,
Не обсудить ее умом;
Что говорит она ногами,
Того не скажешь языком.
Итак, Дунечка Истомина не смогла объехать мир и покорить его – в силу, так сказать, причин исторических. Кроме того, русский балет того времени – это был не просто балет, то есть ритмичное, гармоничное движение под музыку, и даже не пантомима. Это был также спектакль с речами – диалогами и монологами, и актриса должна была сочетать мастерство драматическое, трагедийное или комедийное с мастерством танцовщицы. Порою вещи несовместимые, но Дунечке Истоминой удавалось соединять их мастерски. Дебют ее состоялся 30 августа 1816 года в балете «Ацис и Галатея». Партия Галатеи в исполнении красивой, невероятно грациозной танцовщицы поразила публику. Современников поражал ее дар изображения «страстей и душевных движений одними жестами и игрою физиогномии», однако Истомина не только танцевала «с величайшей живостью и проворством», но и демонстрировала великий драматический и порой комедийный талант в ролях «резвых и хитрых девиц». Знаменитый драматург того времени – князь Александр Александрович Шаховской, начальник репертуарной части и управляющий Петербургским театром, – написал специально для Дунечки Истоминой два водевиля. Шаховской был велеречив в жизни, такой же была и его драматургия. Героини Истоминой – танцовщица Зефиретта и путешественница Зарницкая – почти не уходят со сцены и беспрестанно говорят, говорят, говорят… Впрочем, чтобы «подстелить соломки», Шаховской предусмотрительно вложил в уста одной из ее героинь осторожную фразу: «Ах, я привыкла изъясняться пантомимой и чувствую, что мой язык не так меня слушается, как мои ноги!»
Ничего, все сошло гладко. «Роль танцовщицы Зефиретты в комедии-водевиле князя Шаховского „Феникс, или Утро журналиста“ Истомина играла прелестно, как умная и опытная актриса», – писал восторженный современник.
Итак, Истомина играла в водевилях, ну а Тальони…
Тальони только танцевала, только двигалась, летала, не тратя время и силы на слова. Но даже не в этом дело! И даже не в том, что Марию Тальони, конечно, «сделал», создал ее отец, гениальный хореограф. Счастье – именно так! – Марии Тальони состояло в том, что она была некрасива.
Одна из современниц вспоминала, что, увидев Марию днем, без грима, поразилась, какая она некрасивая, худенькая-прехуденькая, с маленьким желтым лицом в мелких морщинах. Но что такое реальность по сравнению со сценическим обаянием и танцевальной гениальностью Тальони! Да еще глаза, ее глаза – чудные, бархатные, таинственные. Она и впрямь была не танцовщицей из крови и плоти, а неземным, невесомым созданием, таинственной тенью, которую и станцевала с ошеломляющим успехом в балете «Тень», сочиненном Филиппо Тальони именно для нее.