— Ага! Я тебя поймал! Ага! — вопил он, и в тот момент, когда наконец-то белая кошка была на краю гибели, дверь кабинета открылась и появился удивленный и бледный слуга.
— Господин Мюр? Что случилось? Мы услышали такой… — Болван все испортил, Миранда ускользнула от господина Мюра, выскочив из комнаты.
На следующей неделе, совершенно внезапно, Алиса вернулась домой.
Она оставила сцену, она бросила «профессиональную» сцену, она даже не хотела, как яростно сообщила своему мужу, бывать в Нью-Йорке. Очень долго.
К своему изумлению, он заметил, что она плакала. Глаза ее неестественно горели и были меньше, чем он помнил. Красота увяла. Было впечатление, что изнутри проглядывало другое лицо — более жесткое, меньших размеров. Бедная Алиса! Она так надеялась! Когда господин Мюр хотел ее обнять, она отстранилась, ее ноздри раздулись, будто его запах был ей оскорбителен.
— Пожалуйста, — произнесла она, не глядя ему в глаза. — Я нехорошо себя чувствую. Больше всего мне хочется побыть одной… просто побыть одной.
Она удалилась к себе, в постель, и несколько дней не выходила, впуская лишь одну служанку и, конечно, свою любимую Миранду, когда та снисходила до посещения дома (к своему облегчению, господин Мюр заметил, что белая кошка, видимо, забыла их недавнее сражение. Его исполосованные лицо и руки заживали медленно, но, погруженная в свои раздумья и печаль, Алиса так ничего и не заметила).
У себя в комнате за закрытой дверью Алиса несколько раз звонила в Нью-Йорк Сити. Казалось, она часто плакала в трубку. Но, насколько определил господин Мюр, вынужденный из-за ее странного поведения подслушивать по другому аппарату, она ни разу не разговаривала с Олбаном.
Что это значило?.. Он должен был признать, что не знал ответа и не мог спросить. Ибо это выдало бы то, что он подслушивал, и она была бы глубоко шокирована.
Господин Мюр посылал ей в спальню маленькие букеты весенних цветов, покупал шоколад и конфеты, тонкие томики стихов, новый бриллиантовый браслет. Несколько раз он стоял под ее дверью, как нетерпеливый поклонник, но она говорила, что еще не готова видеть его, пока. И голос ее при этом был резкий с металлическими нотками, которых господин Мюр раньше не слышал.
— Ты меня любишь, Алиса? — неожиданно воскликнул он.
Короткая неловкая пауза. Потом:
— Конечно, я люблю тебя. Но, пожалуйста, оставь меня.
Господин Мюр был так взволнован, так тревожился за здоровье Алисы, что не мог спать больше одного-двух часов кряду, и эти часы были наполнены ужасными снами. Белая кошка! Отвратительная мягкая тяжесть! Шерсть во рту! Однако, проснувшись, он думал только об Алисе и о том, как, вернувшись домой, она фактически вернулась