Она опустила голову.
– Ежели б только это препятствие стояло меж нами, я бы обратил на него не меньше внимания, чем на кучку пыли под ногами, – грустно сказал Митя. – Но я понимаю, что вы отказываете мне не только из-за этой истории. Зная ваше благородство, я верю, что вы пошли бы за меня даже за умирающего. Но я понимаю женское сердце. Как цветок не может жить без воды, так оно не может жить без любви. А вы меня не любите...
– Я вас очень люблю, Митенька, – с трудом сдерживая слезы, проговорила Анюта, – но...
– В этой фразе два лишних слова, – невесело усмехнулся он. – «Очень» и «но». Не будь их, она прозвучала бы для меня, как знак воскресения. Но полно пенять на судьбу и мечтать о невозможном. Варенька... ох, позвольте мне называть вас так, а то я опасаюсь запутаться и повредить вам. Я буду хранить вашу тайну до тех пор, пока вы не пожелаете ее открыть, если нужно, то и вечно... тем паче что до вечности мне уж недолго осталось. Но все время, которое мне отпущено, я буду горд и счастлив зваться вашим другом. А в подкрепление своей дружбы вот что скажу: мы можем зваться помолвленными сколько угодно времени, если это поможет вам уберечься от приставаний Хвощинского и подобных ему. Конечно, я понимаю, что рано или поздно вы встретите того, кто разбудит ваше сердце, и тогда... ну что ж, тогда мы разорвем эти несуществующие узы, вы будете свободны, да вы и теперь свободны! От души надеюсь, что Бог призовет меня раньше и я умру в блаженной надежде, что вы полюбили бы меня, будь у нас чуть больше времени.
Анюта пожала руку Мити. Слова молвить было невозможно, не зарыдав, поэтому она осталась безмолвною.
* * *
– Барыня, госпожа-сударыня, да смилуйтесь же вы надо мной! Меня Господь не нынче, так завтра приберет, не могу я уйти на суд его с таким грехом на душе! Не иначе бес меня за язык потянул... зависть, злобная зависть обуяла. Но ведь если Господь меня бросил в пучину греха, а потом наказания за него, значит, он знал, что делал. Мне нужно было крест свой донести. А я-то... я-то вознамерилась его на другого человека взвалить, на девицу невинную!
– Что-то ничего я не пойму, – брезгливо сказала Мюзетка, старательно убирая свой шелковый подол от рук оборванной, изможденной бабы, по виду совершенной нищенки, которая так и норовила за него схватиться и поднести к губам, не то желая его облобызать, не то слюнявый рот отереть. – Какой грех? Какой крест?! Тебе чего нужно-то? Или богадельню ищешь? – Она хохотнула. – Ну так не туда попала, тут знаешь, что?
– Знаю, барыня, знаю, – сокрушенно кивнула нищенка. – Гнездилище порока, приют блудодейства. А я сюда своим гнусным языком ввергла невинную девицу именем Анна Осмоловская...