Ох, как он смотрел! Никогда в жизни так не смотрел на Анюту ни один мужчина! Красота, любовь, обожание... стоит только сказать «да»... пусть хоть один год счастья, а потом... а вдруг Господь окажется милосерд и Митя останется жив? И даже если свершится его роковая воля, она останется не просто безродной Анютой – она останется уважаемой вдовой прекрасного, знаменитого человека, она спрячет за его именем позор своего рождения.
Ну? Что удерживает ее от того, чтобы сказать – да, я буду вашей женой?
О нет, это невозможно, немыслимо! Как ни прекрасен собой Митя, как ни обжигает ее пламя его очей, страшно даже вообразить его объятие, его поцелуй, его тайные прикосновения, которые, по слухам, крепче самых крепких уз соединяют мужа и жену. Это страх его болезни? Анюта боится заразиться? Вот уж нет. Ее удерживает всего лишь нелюбовь. Такой же страх, смешанный с отвращением, чувствует она при мысли о любом мужчине. Прикосновение всякого существа мужского пола ей мерзко. Это омерзение поселилось в ней с той минуты, как Хвощинский предложил ей выйти за него, а потом, после краткого пребывания в ужасном «веселом» доме, лишь укрепилось. Неведомо, пройдет ли это чувство. Может быть, и нет, если даже такой прекрасный, благородный человек, как Митя, будит в ней только нежность и дружеские чувства, но не любовь. Нет, не любовь!
– Митенька, – пробормотала Анюта, – простите, не обижайтесь, но ведь и я, так же как и вы, не создана для счастья. На вас лежит печать смертельной болезни, на мне – смертельного позора. Я признаюсь вам, но заклинаю держать это в тайне: я незаконнорожденная. Я не Варя Нечаева. Мое настоящее имя – Анна, Анюта, а фамилии у меня теперь нет. Та, что была раньше, больше не может считаться моей. Хвощинский – мой бывший опекун, именно потому я так старалась оставаться неузнанной...
Рассказывая Мите свою печальную историю, девушка исподтишка наблюдала за ним. Не промелькнет ли тень отвращения на красивом лице, не погаснет ли огонь очей? Но ни разу это благородное сердце не дало повода усомниться в нем.
– Негодяй! – страстно проговорил Митя. – Негодяй и подлец! Это написано на его гнусной физиономии! Он прирожденный интриган. Что-то подсказывает мне: дело здесь нечисто! Варенька, то есть Анюта... вы убеждены, что ваш опекун вам не солгал?
– А какой смысл ему лгать? – пожала плечами Анюта. – Он ведь не родственник Осмоловским, на наследство претендовать не может. Я случайно знаю, что оно должно было отойти либо супругу моему, либо на благотворительные цели. Впрочем, я об этом лишь вскользь наслышана и точнее сказать не могу. К тому же повитуха, которая совершила обмен... она подтвердила его слова. Ей-то зачем клеветать на себя же, признаваться в собственном преступлении? Хотела бы я, чтобы это было ложью, но... Ради бога, Митя, я вас умоляю, сохраните в тайне эту историю. Я могу поведать ее только вам, чтобы объяснить, почему я... почему я не могу...