Проказов довольно улыбнулся. Итак, он уже знает, что сделает! Нужно только лишь некую подмену произвести. И тогда... тогда условие дядюшки Полуэкта Полуэктовича будет выполнено и у него останется только один наследник! И это будет он – Сергей Проказов.
* * *
Анюта спустилась с косенького заднего крылечка, перебежала дворик, проскользнула через достопамятную щель в заборе – несколько недель тому назад она пролезла в нее – и очутилась в своей новой, странной, чудесной жизни! – опасливо оглянулась и через двор вышла на улицу. Пониже надвинула на лоб край платка и, ссутулившись, засеменила по улице, изредка озираясь и в любую минуту будучи готова пуститься наутек. Блофрант и Мальфузия начинали ужасно ворчать, когда ей нужно было выйти на улицу, но не могла же она теперь вечно сидеть взаперти! К тому же чуть не каждый день нужно было на примерки ходить. Ладно хоть с пошивом обуви было уже покончено. Вчера Анюта принесла пять пар прюнелевых ботиночек, легких, словно бальные туфли. Теперь дело стояло за шляпками, платья уже были почти готовы. До премьеры три дня, так что еще не раз придется ей побегать туда-сюда. Ничего, город N – не Москва и не Санкт-Петербург, конечно, но все же большой город. Правда, дом Хвощинского на той же улице, через два квартала от театра, и все же Бог миловал, Анюта еще ни разу не сталкивалась с бывшим опекуном, да и не сразу ее узнаешь в этом простеньком пестрядинном платьишке и темном платочке, прикрывающем лицо. Мещаночка из самых недостаточных, вот она на кого похожа. Господа вроде Хвощинского на таких лишь от скуки глядят. Вот и хорошо, у Анюты и без него хлопот довольно!
И раньше жизнь ее в театре суматошной была, а теперь суматохи еще прибавилось – с тех самых пор, как неизвестный поклонник написал господину Липскому письмо и пожелал оплатить Анютины премьерные платья. Ну, написал да и написал, однако этим дело не ограничилось. Вот уже трижды за одну только последнюю неделю в театре появлялся какой-то человек, отдавал сторожу письмо для девицы Нечаевой – и исчезал. Анюта с ним ни разу не встречалась, но сторож уверял, что по виду посланник – человек совершенно отпетый. Сторож проболтался, что посланник приплачивал ему за секретность, а потому никто не видел, как сторож совал Анюте в руку сложенный и помятый листок.
Листки были всегда одинаковы – один в один с тем, первым, бледно-зеленым, испещренным причудливо переплетенными буквами P и S. Итак, эти письма писал Анюте тот же человек, который заплатил за ее платья! Но если в письме, адресованном Липскому, он был более чем сдержан и деликатен, теперь он открылся совершенно с другой стороны. Единственное, что оставалось схожим, – по-прежнему не было подписи. А вообще-то письма его теперь пугали Анюту. Многословно, даже велеречиво, неутомимо и даже назойливо он описывал свои чувства. И с каждым письмом описания эти становились все подробнее. Автор сетовал на свою одинокую жизнь и намекал, что хотел бы жениться. Выбор невест большой, да вот беда – не уверен он, что влечет этих невест он сам, а не его деньги. Матушка уверяет, что заботиться тут не о чем, что подыщет ему невесту с самым что ни на есть богатым приданым, а он не приданого алчет, он любви хочет! И он нашел-таки эту любовь! В последнем письме неизвестный поклонник уже впрямую признавался, что любит Варю и готов был бы тайно венчаться с ней в любую минуту, коли она согласилась бы.