— Что же это такое? — растеряно спросил Степаныч. — А, Егорыч? На пожар не похоже, как будто нейтронную бомбу испытывали.
Тот ответил после небольшой паузы.
— Где то я уже читал про такое. Кажется это называется непарный шелкопряд, или что-то подобное.
— Ты хочешь сказать, что это все сделали какие то там гусеницы? удивленно спросил полковник.
— Именно так, — кивнул головой Золотов. — Ты про саранчу то слыхал? Ну вот это примерно тоже самое. Ладно, пошли.
Они двигались по мертвому лесу, и лишь через час Золотов нарушил это тягостное молчание.
— Да, в таком лесу мы зайцев больше не увидим.
В отличии от них Астахов точно знал что случилось с этим лесом. Нашествие непарного шелкопряда, пихтовой пяденицы и усача было ужасным. Миллиарды этих гусениц и жуков, по какой то ошибке природы расплодившиеся в немыслимых количествах, накатывались волной, за считаные часы оставляя от дерева один qjeker. Они двигались как огонь, и в отличии от него ни дождь, ни громадное количество птиц и бурундуков, пожаловавших на это жуткое пиршество, не могли их остановить. Километр за километром погибала тайга, молча, в неслышных муках умирали сотни тысяч деревьев. Звери, птицы — все покинули эти прежде благодатные места, и еще не скоро жизнь возродится здесь. Лишь кое где островками зеленела трава, да робкая поросль с трудом продиралась сквозь завалы своих погибших предков. Сгнившие за годы корни уже не держали тридцатиметровых великанов, и не раз и не два за этот день невольные путники слышали где то вдалеке протяжный скрипучий стон падающего дерева, а затем тяжелый удар массивного тела о землю. Временами деревья лежали столь густо, что приходилось обходить эти завалы делая петли в лишние сотни метров. Одно время Золотов с компаньоном пытались идти вдоль русла небольшого ручья, надеясь по нему добраться до реки, но тот петлял настолько прихотливо, что они отказались от этой идеи и просто пошли на запад.
Вечером, устраиваясь на ночлег, они доели остатки зайца, причем Степаныч перед трапезой уже долго, озабочено нюхал мясо, да и ел его с меньшим энтузиазмом чем прежде.
— Собачья жизнь, жрем какую то падаль, — пробурчал он после ужина. Проглоченная зайчатина обиделась на его слова и через полчаса полковника жутчайшим образов вырвало. Кроме того у Степаныча разыгрался понос, на всю ночь отправивший его в «сидячий караул». Золотов, перенесший ту же самую «диетическую» пищу абсолютно безболезненно отнесся к страданиям своего компаньона не более чем с юмором.
— Степаныч, ну и нахрена вот ты столько пищи в дерьмо переправил? Нет чтобы пожертвовать товарищу. Слушай, полковник, смени точку бомбометания, сел ведь как раз с подветренной стороны!