Он действительно был не против дивана, уже сравнив количество спален и теперешнее население дома. Его гораздо больше беспокоило, как он сможет заснуть, зная, что в этом же доме находится Мария Баррет.
Ее первое появление в коротенькой ночной рубашке произвело на него сильное впечатление, и теперь его либидо продолжало напоминать о себе, не важно, одета она была или нет.
С другой стороны, у него не было ни малейшего желания — или сил — искать мотель в этот поздний час.
— Так, значит, вы остаетесь?
Дэниел кивнул.
— На эту ночь, — сказал он. — Подожду до завтра и устроюсь в квартире Паркера.
Мария удовлетворенно улыбнулась. Все идет как раз по ее плану, решила она.
Пока Дэниел ходил к машине за чемоданом, Мария застилала одеялами и подушками большой диван, пытаясь сделать его удобным. Закончив, она поправила пасхальные корзины детей и придвинула их к стене.
— Спокойной ночи, — просто сказала она и вышла.
Мария погасила свет в холле и растворилась в сумраке лестницы, оставив после себя только ощущение тепла и уюта. Дэниел поставил чемодан на пол и подошел поближе к старинной фотографии, висящей на стене гостиной. Это был портрет его прабабки Зоэ-Клер Уэстбрук. Она выглядела очень чопорно и внушительно, как это обычно бывает на старинных фотографиях.
На секунду ему показалось, что она смотрит прямо на него — и что она сердится. Сердится, что он продает дом!
Дэниел фыркнул. Что за чертовщина! Как будто бы Зоэ-Клер знала, что он соберется продавать дом.
Он действительно позволил Марии Баррет и ее разговорам о прошлом и семейной истории повлиять на него. Она угрожала ему битой, заставила пить чай посреди ночи, изображать посланца Пасхального кролика и представлять, что его давно умершая прабабка посылает ему сообщения с фотографии!
И все это за каких-то несколько часов.
Что же может произойти с ним за две недели?
Глаза, которые Дэниел увидел, когда проснулся на следующее утро, были синими. Очень синими.
Глаз было шесть.
Он поморгал. Лорен и Аманда сидели, поджав ноги по-турецки, перед диваном. Малыш — Рори, догадался Дэниел — нетвердо стоял прямо перед лицом Дэниела; его глаза внимательно изучали его. Ребенок был прелестный, с нежными светлыми кудряшками, пухлыми щечками и такими же сверкающими, как у Марии, глазами.
У всех троих мордашки были измазаны шоколадом, и Дэниел догадался, что они уже добрались до своих пасхальных корзин. Девочки все еще были в ночных рубашках, на Рори не было ничего, кроме памперса.
Внезапно малыш своей пухленькой ручкой схватил Дэниела за волосы и дернул.