Мальчик почувствовал себя лучше в нежных объятиях; его полные слез глаза были совершенно как у Марии. Дэниел погладил мягкие светлые волосики Рори, и малыш совершенно успокоился и вдруг улыбнулся, обнажив четыре маленьких белых зуба.
Рори протянул ручку и схватил Дэниела за волосы. Дэниел засмеялся и стал выпутывать пальцы Рори из своих полос, ощущая где-то глубоко в сердце непонятную острую боль, не меньшую, чем на голове.
В сгущающихся сумерках вышли Мария и Холди. Старушка позвала Аманду и Лорен в дом. Дэниел почувствовал странное сожаление, когда она забрала у него Рори и повела детей мыться и укладываться спать.
Он улыбнулся Марии, когда она села на скамейку рядом с ним.
— Очаровательный ребенок, — сказал он. Мария, в переливающемся пурпурном костюме, с волосами, стянутыми сзади золотой заколкой, тоже была совершенно очаровательна, но он удержался от дополнительных комментариев.
Мария засияла материнской гордостью на такой комплимент ее сыну:
— Спасибо.
— Ужин был очень вкусный, — сказал Дэниел.
Мария повернулась к нему:
— Жалко, что вы сегодня почти ничего не поймали.
Дэниел пожал плечами:
— Бывает. — Прищурившись, он посмотрел на нее: — А кстати, кто учил вас рыбачить?
Мария отвернулась, ее взгляд скользил по зеленым виноградным листьям, увивавшим решетчатую раму беседки.
— Один из моих приемных отцов, — сказала она тихо. И добавила, повернувшись к Дэниелу: — Есть одна особенность в почти ежегодном перескакивании из семьи в семью — получаешь разностороннее воспитание.
— Это, наверное, было нелегко, — заметил Дэниел. Ему захотелось взять ее за руку.
— Это было не так уж плохо, — ответила Мария, покачав головой. — Они все были неплохими людьми. Просто никто из них не хотел или не мог удочерить меня. Постоянные переезды и смена приемных семей — вот что действительно было ужасно.
Потом она посмотрела на дом — его двухэтажный силуэт вырисовывался на чернильном небе. Она видела, как Холди зажгла свет у кухонной двери, добавив дому теплого, уютного сияния.
— Наверное, поэтому я люблю этот дом, — мягко продолжала Мария. — Мне нравится думать, что все эти годы, пока он тут стоит, он, как крепость, бережет и защищает одну и ту же семью.
Она вдруг почувствовала острую боль при мысли о возможной потере дома. Она снова посмотрела на Дэниела.
— Вы знаете, что ваш прадед Эдмунд построил этот дом для Зоэ-Клер? — спросила она.
Дэниел покачал головой, снова осознав, как вопиюще невежествен он был в истории семьи. Когда о ней говорила Мария, это звучало прекрасно. Как о сокровище, которое надо благоговейно хранить.