— И что потом? — Стритхэм издал смешок. — Вогнать ему в сердце кол?
— Если это будет необходимо.
Глаза Стритхэма — близко посаженные, с вялыми мешочками цвета рыбьего брюха — снова сузились, внимательно изучая Эшера. Сегодняшним утром Джеймсу пришлось бриться и умываться в одном из общественных туалетов на вокзале Гар дю Hop — сразу после отправления телеграммы, — и он сознавал, что больше похож на клерка, лишившегося работы и крова, чем на оксфордского преподавателя.
Руководитель парижского отделения снова хотел что-то сказать, но Эшер не дал ему и рта раскрыть:
— Если надо, я дам телеграмму полковнику Глейчену в Уайтхолл. Это — шанс, который мы не имеем права упускать. Я потратил последние деньги, чтобы прибыть сюда и предупредить вас. С более серьезной опасностью ни я, ни Департамент еще не сталкивались. Поймите наконец: я бы не сделал этого, если бы думал, что Эрнчестер — не более чем опытный гипнотизер. У нас просто нет выбора. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы он начал работать на австрийскую разведку. Все, что начинается в Вене, заканчивается в Берлине. Вы это знаете. И Глейчен это тоже знает.
При упоминании главы отдела МО-2/Д лицо Стритхэма медленно стало краснеть. Он шумно вздохнул:
— Я доложу об этом на днях, а пока могу приставить к нему только Крамера из отдела информации. Вы удовлетворены?
Эшер напряг память, но ничего из нее не выудил.
— Вы с ним не встречались, — раздраженно сказал Стритхэм. — Он пришел позже. Но работник хороший.
— В какой области?
— Информация..
— Вы имеете в виду, стрижет газеты? — Эшер встал, взял шляпу. За высокими окнами снова начинался дождь. Мысль о пешей прогулке к банку Барклая, что на бульваре Османн, вызвала у него такое чувство, будто в груди болезненно, со скрипом проворачивались ржавые шестерни…
— Сегодня каждый сотрудник вынужден освоить несколько специальностей. — Стритхэм теперь даже и не скрывал неприязни. — Мне очень жаль, но бюджет наш таков, что даже не позволяет устроить вас на ночлег и оплатить дорожные расходы. Я, конечно, могу предложить вам койку в одном из кабинетов…
— Благодарю вас, — сказал Эшер. — Я как раз направляюсь в банк…
«Этот Крамер наверняка только и умеет, что вырезать статьи из газет», — думал он.
— Тогда не смею задерживать.
«А ведь было время, — думал Эшер, спускаясь по мелким ступеням из песчаника, — когда я любил Париж…»
Впрочем, он любил его и сейчас. На фоне набухшего дождем неба и зданий пепельных оттенков бледно-золотистые стволы сбросивших листву каштанов казались особенно яркими. На окнах за железными решетками балконов — жалюзи; красные и синие тенты магазинов напоминали распустившиеся цветы. Движение на бульваре было оживленны: мерцающие от влаги, кожаные крыши кебов; ярко окрашенные электрические трамваи, крики «Посторонись!», элегантные ландо, лошади, выдыхающие пар на влажном холоде, как драконы; мужчины и женщины в дневной одежде оттенков баклажана и влажного камня.