Повседневная жизнь первых российских ракетчиков и космонавтов (Буйновский) - страница 47

И вот мы в Москве! Мы с Батюней живем у моих родителей, с утра добросовестно отправляемся на свои фирмы, а вечером наверстываем упущенное и потерянное за время нашего отсутствия в столице, здесь нам помогает наш старший товарищ — Юра Лупинос. Кажется, делал это он с большим усердием! Как-то, помню, после очередной практической отработки теоретических знаний в условиях, максимально приближенных к боевым (в ресторане), мы с Анатолием ослабили бдительность и оставили Юру одного с моим отцом — уже пару лет, как на пенсии, но еще с полковничьей хваткой. Юра держался и молчал, как Зоя Космодемьянская, а мой заботливый папа прочитал ему небольшую, минут на тридцать, лекцию о вреде алкоголя и растленном влиянии на зеленую молодежь типов, подобных Юре. И это вместо того, чтобы предложить нашему учителю бутылку пива! С его стороны это было бы своевременно и педагогично.

В этой командировке я впервые переступил порог института, где Главным конструктором был Николай Алексеевич Пилюгин — один из ближайших соратников Королева. Мне все здесь нравилось! И как разработчики колдуют над схемами, постоянно их дорабатывая и совершенствуя, и как рождается макетный образец будущего прибора, который потом долго испытатели отрабатывают на стенде, и как в монтажном цехе с помощью тоненьких девичьих пальчиков из хитроумнейших переплетений разноцветных проводков и бесчисленного количества электромагнитных реле, сопротивлений и конденсаторов прямо-таки на глазах рождается умнейший прибор системы управления ракеты. Мне нравилось общаться с создателями этих приборов, уточнять нюансы в схемах, отыскивать и устранять дефекты, или, как их называли, «бобы», я с удовольствием работал с испытателями на комплексных стендах, где на стеллажах была развернута практически вся система управления реальной ракеты — то, что никогда не увижу на полигоне. Особо мне нравилась работа с так называемыми «аварийными ситуациями», когда ты условно вводишь в схему какой-нибудь дефект, оцениваешь его последствия и затем ищешь пути выхода из этой самой аварийной ситуации.

Месяц командировки пролетел как один день. И вот снова знакомый поезд Москва — Ташкент, но уже — увы! — без писателя, быстренько домчал нас до полигона, где с распростертыми объятиями нас ждал любимый Кепов. Времени на постепенное вхождение в армейскую жизнь нам не дали, ибо часть готовилась к ответственному мероприятию — контрольному запуску ракеты как заключительному этапу нашего формирования. На этом пуске должен быть маршал Неделин — командующий нашим молодым родом войск. Здесь уже не до выяснения отношений с Толей Кеповым. Мы все старались показать товарлицом. Драили до блеска наши казармы, чистили территорию (хорошо хоть песок вокруг, а то в порыве энтузиазма и травку покрасили бы зеленой краской), отрабатывали строевые приемы, готовились к строевому смотру, украшали комнаты политпросвет-работы, ну и, конечно, самое главное — готовились к самостоятельной работе по подготовке ракеты на технической позиции и кульминации — ее пуску. Удачно пустили — всем «спасибо» и раздача благодарностей, авария по вине нашего расчета — раздача взысканий и, что самое обидное, отсрочка в признании нас как первой боевой единицы нового рода войск. Так что мы старались изо всех сил. Наши волнения и старания были не напрасны. Пуск прошел удачно, ну а строевые смотры, чистота в казармах и прочее — это все вторично. Здесь все нормально. До сих пор перед глазами картина: весь личный состав нашей части замер в едином строю, а перед строем — маршал Неделин. Он благодарит нас за удачный пуск, за то, что в сжатые сроки мы сумели сформировать коллектив и создать боеспособную часть. В заключение маршал объявил всем нам «благодарность» и приказал нашему командиру полковнику Михееву записать эту благодарность в карточку взысканий и поощрений каждого офицера.