Анна выпрямилась. Над камином висело зеркало, и на них смотрели их отражения, лишь слегка искаженные: мужчина — стройный, смуглый, с темными, резко очерченными бровями, как будто по ним провели тушью, и женщина — невысокая, едва достающая ему до плеча, коренастая и некрасивая: глаза посажены слишком близко, нос крупноват, волосы невзрачного мышиного оттенка.
Она уже так свыклась со своим вымышленным романтическим образом, несказанно похорошевшей в преддверии материнства женщины, что, увидев реальное отражение, оцепенела. Кто эта женщина, которая смотрит на нее из мутного стекла? Кто эта незнакомка, стоящая рядом с ее красивым мужем?
Ответ был очевиден, как и всегда. Анна. Некрасивая Анна. Такой была Анна Карстерз, такой осталась Анна Стоддарт. И ничто и никогда не сможет превратить Золушку в принцессу.
Учитывая то, как спешил и нервничал Энтони в Лондоне, Флора ожидала, что, прилетев в Эдинбург, они тут же сядут в машину и на всех парах помчатся в Фернриг.
Но как только они оказались в Шотландии, Энтони совершенно успокоился. Он расслабился, словно человек, который, придя с работы, скинул официальный костюм и надел удобную домашнюю куртку и тапочки.
— Давай поужинаем, — предложил он, погрузив чемодан Флоры в багажник своей машины.
Она посмотрела на него с удивлением.
— Поужинаем? Но ведь нас кормили в самолете.
— Разве это еда? Так, перекус. И потом, я терпеть не могу холодную спаржу.
— Но я думала, что мы спешим поскорее добраться до места.
— Если мы выедем сейчас, то приедем туда в четыре утра. Дверь будет заперта, и нам придется либо сидеть и ждать три часа, либо будить всех посреди ночи. Так что сейчас мы едем в Эдинбург, — сказал он, заводя машину.
— Но уже поздно. Где мы сможем поужинать? Все наверняка закрыто.
— Я знаю где.
Энтони привез Флору в небольшой клуб с очень хорошей кухней, членом которого он был. Около полуночи они снова вышли на улицу. Накрапывал холодный мелкий дождь, и тротуары влажно поблескивали.
— Сколько нам ехать? — спросила Флора, когда они сели в машину и пристегнули ремни, приготовившись к длительному путешествию.
— Учитывая дождь, примерно шесть-семь часов. Постарайся уснуть.
— Обычно мне не удается заснуть в машине.
— И все же попробуй.
Но Флора не спала. Она была слишком возбуждена, слишком взволнована и ужасно трусила. Она понимала, что уже сожгла мосты и отступать поздно, убеждала себя, что речь не идет о жизни и смерти, но ничего не помогало. Если бы ночь была ясной, она могла бы попытаться отвлечься, рассматривая окрестности дороги или отслеживая путь по карте. Но дождь шел не переставая и в свете фар почти ничего не было видно, кроме черной, влажно поблескивавшей дороги, с бесконечной чередой поворотов, которые выплывали навстречу и почти мгновенно исчезали позади под монотонный шорох шин по мокрому асфальту.